Княжий остров - [98]

- Не бей его, Марьюшка, и не боись… это мой Никитушка заскучавший, отойди в сторону, дай ему намиловаться сердешному.

Ушам своим и глазам не верила Марья, отступилась, все еще держа палку на плече, и потрясенная глядела, как зверь дикий плакал и рыдал от боли душевной перед человеком.

— Да заломает же он тебя, батюшко!

— Как же ему заломать, ить я его выкормил с детушки. Хватит уж, хватит, Никитушка, больно стомился я радостью, — он погладил зверя, и тот покорно лег у его ног.

— А говорят, что звери людского языка не понимают, — громко прошептала Марья.

— Как же не понимать, понимают… всякая живая тварь разумением живет и душою кроткой. Ты поглянь только, как он встоптал округ камня дорогу круглую, ить двадцать лет ждал меня и маялся… На диво преданность подобная от бессловесного зверя… А на камушке этом я провел тысячу ночей столпником в молитвах святых… плоть укрощая и страсти греховны… Сладкое время общения с Богом… а Никитушка меня караулил и ждал утра, чтоб приласкал я его и поиграл, сухарика дал и хлебушка. Так мы и жили… в пустыньке сей… он не мешал мне молиться…

Старуха только теперь испугалась зверя, и ее заколотило всю, не могла она поверить и осознать это родство, страх накатывал, и рука ее все крестила и крестила себя и Илия…

А он взобрался на камень, оставив прислоненный посох и воздев к небу руки, запел молитву, тянулся вверх, словно намерился взлететь с этого священного камня, и чудился Марье в солнечном облике — столпом светлым Божьим… Медведь на нее не обращал совершенно внимания, глаз не отрывал от Илия и все вздыхал томительно.

Илий сошел с камня не скоро, сотворив, как и прежде, все молитвы Богу и Пресвятой Богородице, истомившись и наполнившись восторгом столпника, молодостью своею воспрянув, дивясь твердостью веры своей в те далекие годы…

Когда они пошли к монастырю, медведь неотступно следовал за Илием, боясь потерять опять желанного человека. Старец уговаривал его остаться, но зверь отказывался понимать и только мотал головой и шел, как привязанный. Марья следовала за ними, видя ладный перекат мышц под шкурой зверя, все движения были мягки и плавны, красив он был и остерегающ силой своею.

Всполошились охранники над воротами и на колокольне, увидев небывалую картину, похватались за оружие, испугались зверя, но он шел за старцем мирно, а сзади старуха замыкала шествие. Ворота растворились, и они вошли в монастырь. Егор и Ирина с Васенькой, Окаемов и Мошняков как раз были во дворе, когда скрипнули ворота и первым настороженно шагнул огромный медведь, оглядываясь кругом и шумно вбирая воздух ноздрями. Все замерли от неожиданности, но вдруг Васенька с громким криком бросился к воротам. Он летел стремглав, держа на голове большую зеленую фуражку, с которой не расставался даже во сне. Ирина и Егор бросились следом, а Николай Селянинов, поняв, что они не догонят мальчишку и он успеет первьм налететь к зверю, кинулся на стену к обалдевшим охранникам и вырвал автомат у одного из них.

Вскинул оружие и понял, что не успеть, можно поразить Васю, с разлету прыгнувшего на шею зверя с радостным воплем. На секунду Николай растерялся, уже почти нажав спуск, и вдруг испуганно расслабил палец… Медведь лизал ребенка широким языком, а подбежавший Егор остановил Ирину, бьющуюся у него из рук и промолвил спокойно:

— Не надо… Теперь я понял, откуда у Васеньки в руке была шерсть медвежья… Этот зверь привел нам его…

— Мама! Мамушка-а! — вскричал Васенька, — это мой друг… мы с ним шли в лесу… он такой теплый и хороший, я спал у него ночью на животе и нисколечки не боялся… Ну потрогайте же его скорее, он хороший.

Только теперь и Марья поняла все, как добрался Васенька за столь верст от разбитого бомбами эшелона с сиротским приютом, и опять поразилась Илию, сделавшему милосердным, добрым и мудрым… только лишь оставшимся бессловесным… дикого зверя. Медведь подождал старца и пошел за ним к келье, а когда следовали мимо сада, Васенька принес ему румяное яблочко. И медведь сладостно съел его, потершись головой о мальчишку. Толпа людей шла за ним в немом благоговении и страхе. Ирина боялась за Васеньку и манила его к себе, сулила конфетку и пирожок с малиной, но он отрицательно мотал головой: — Мама, ну подойди же ты сама, он тебя лизнет языком, он такой шершавый и теплый, как твои руки… Ты не плачь, я поиграюсь со своим другом и приду…

Медведь лег у кельи старца с тяжким утробным вздохом облегчения и уснул, положив морду на широкие лапы. Васенька понял, что друг его хочет спать, и не стал мешать ему, кинулся к Егору и Ирине, тараторил, рассказывая, как встретил его в лесу, как он лизал его больные ранки и вел куда-то… Потом Вася подбежал к Илию и спросил:

— Дедушка, а почему он такой седой, как твоя борода?

— Он старенький и сослаб, потому и седой…

— А что он любит кушать?

— Малинку, медок, корешки разные…

— Малинку?! — Вася стремглав кинулся в малинник и крикнул оттуда: Мама, батя! Ну помогите же мне быстро малинки собрать, мой друг очень ее любит и хочет покушать.

Егор и Ирина обрывали спелые ягоды, взгляды их перекрещивались на Васеньке, торопливо собирающем малину. Ему очень хотелось и самому ее скушать, даже рука машинально тянулась ко рту, но он останавливал ее у самых губ и складывал ягоду в шапку, подаренную приезжим дяденькой. Когда она наполнилась почти до краев, Вася бережно понес лакомство к спящему медведю и тронул его за ухо рукой: — Проснись, старинушка, я тебе малинки принес, очень вкусная, ты ее любишь, — он высыпал горку перед самой мордой его и надел фуражку, — ешь же, ешь, мне самому, нисколечки не хочется.