Княжий остров - [124]

Шрифт
Интервал

- Тебе не кажется, Илья Иванович, что ты стараешься все национализировать? — пошутил Егор.

- Егор Михеевич, я как раз занимаюсь теми временами, когда наций не было, а все были люди… Лю-ди-и! И я горжусь этим! А уворована у нас вся древняя символика: крест, звезда, письменность, Матерь-Сва и другое. Слава Богу, что Крест Святой вернулся на прародину. Мы наследники цивилизации лю-дей… И ночным знамением вот этого скромного вологодского тракториста открыта русская цивилизация, но она все равно уходит корнями в такие века и тысячелетия — где были только люди… люди разумные, талантливые, владевшие дивными знаниями и стоявшие на таком техническом уровне, что нам это кажется сказкой. Пример тому аэроплан в Эфиопии, как минимум, восьмитысячелетней давности… Там были арийские города, в войсках фараонов служили наемниками русичи, если нас занесет в Эфиопию, то обратите внимание тогда на прекрасные лица эфиопок… Они сохранили гордые арийские черты… Гении случайно не рождаются… Возьмем нашего Пушкина. Он сам писал, что одна ветвь его идет от прусского славянина Радши — (Раджи), приехавшего в Россию при Невском. Вторая ветвь, вернее, второй корень, из арийских глубин Эфиопии, и они дали могучее древо таланта на земле предков, в России, такую стихию языка и образов, вернувшие народу исконное мышление и создавшие великую литературу России. Очень любопытен «муж честна и благороден», а значит — знатен, Радши… В переводе с санскритского Раджи — царственный, и туда уходит корешок рода Пушкина…

- И что же, когда придет девятый герой Ману, на Земле вновь будет катастрофа и все погибнут? — с тревогой спросила Ирина.

— Возможно, с пришествием дьявола, об этом написано в святых книгах, впрочем, древние иудеи их много раз переписывали и подгоняли под свое разумение, не понимая величия разума Белых Богов. Ясно одно, мы наследники той цивилизации, что была в Радонежье… Надо искать и изучать, находить ответы в древних знаниях. Только в ведах зашифровано такое, что жизни не хватит все постичь. Да поможет нам Глас — автор вдохновения, один из мудрых помощников-божеств Великого Белого Старца… Нам нужна истина для борьбы со злом, чтобы спасти мир и победить того самого Зверя, о котором ты мне говорил, Егор. Да поможет нам Бог и Пречистая Богоматерь, заступники и хранители земли Русской… Мы приобщаемся к великому разуму и являемся Белым воинством: ноги наши в траве, а голова — в Небе… и пусть страшатся враги России нас, страхом греков перед кентаврами — русичами на конях. Конь наш белый… живет в храме Яви на Сиян-горе, вспрянем на него и поскачем по степи к прошлому, растворимся точкою в синеве Сварги у горизонта, станем едиными с нею и вернемся к своему народу с такими знаниями, которые спасут его от мора и войн, помогут одолеть Зверя и не сгореть в черном свете Черного солнца…

— Все так сложно, — обронил Егор, — ты проще можешь сказать, что нужно делать?

- А мы уже это делаем. Мы сохраняем Православную цивилизацию, она спасет Россию и через нее весь мир, погружающийся все больше в хаос. Я встречался с далай-ламой в Тибете, и на мои вопросы о Шамбале и тайнах Гималайских культур он очень просто и убежденно ответил:

«Центр мировой цивилизации в России»…

Смиренно сидевший в углу Васенька подошел к Егору и Ирине, их опять поразил свет любви всепонимающей, появившийся в его глазах, он кротко спросил:

— Мамушка, батюшка, отпустите меня к дедушке Илию?

— Зачем?

— Мне с ним так хорошо… я пойду молиться за вас.

ГЛАВА IV

От станции в село Городок они приехали на санях. Возчик — старый с пожелтевшей от времени бородой дед долго, приглядывался к троим незнакомцам в справных полушубках, с лыжами и вещмешками. Любопытства он не выказывал, вяло погонял лошадей, озирая своим дремучим, но по-детски ясным взглядом заснеженные луга и леса, жадно вдыхал морозный воздух. Только у околицы села уверенно прогудел:

- Жить остановитесь у меня, нам с бабкой шибко просторно в доме. С харчами неважно…

- У нас припас с собой, дедуль, — уверил Селянинов и попросил: — Дай хоть за вожжи подержаться, соскучился по лошадям.

- Нельзя, председатель заругает, — испуганно отказал старик, — эт чё ж вы прохлаждаетесь при войне, чё тут позабыли у нас?

- Военная экспедиция, отец, — строго ответил Окаемов и спросил: — Вы давно здесь живете?

— Вся родова тут под крестом от незапамятных времен.

- Это хорошо, за чаем есть о чем поговорить… Егор Михеевич, ты осмотрись кругом: все тут сохранилось по воле Божьей в первозданном виде, а это село расположено на месте древнего, разоренного в Смутное время города Радонежа. В нем было семь церквей и два монастыря… а вон и замерзшая река Пажа у холма с Преображенской церковью… Тут проходила старая дорога из Москвы, там видна церковь села Воздвиженского, а вон Марьина гора, а на северо-востоке таинственная летописная гора, называемая «над Радонежем»… Аксаков писал о Радонеже: «На нем лежит какой-то особый вид тишины и уединения; точно Бог знает в какой глуши, и так хорошо и тихо становится на душе. Перед глазами нашими, за близкой околицей опять поле и опять леса. Так тихо и далеко. Так хорошо! Мир и простор…»


Еще от автора Юрий Васильевич Сергеев
Становой хребет

Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…


Повести

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.