Просто из всей этой детскости, я своим взрослым разумом, уже давно вырос. Всякие наивные подростковые забавы меня коробили, напрягали и были просто неинтересны. Моих же дворян новая форма общения со сверстником, но (!!!) страшим по положению, ничуть не унижала и не вызывало никаких недовольств. В этом мире не было даже такого понятия как "равноправие" и соответственно не могло быть и обид. Сильное изменение моего поведения воспринималось ими вполне естественно, тем более что все мы вступали в половозрелый возраст.
Делая вид, что внимательно слушаю "доклад", откровенно говоря, больше похожий на сборник теремных сплетен, я всё время мысленно прикидывал, где мне раздобыть серу. Но вначале надо было приодеться для выезда в город.
В одежды облачался уже при активной помощи набежавших в комнату дворян. Это сибаритство с моей стороны было вынужденным, плохо я ещё разбирался в местной моде, потому приходилось в этом деле полагаться на своих приближённых.
Моё одевание происходило без лишнего шума, чётко и слажено. Ещё с первых дней моего здесь пребывания, стараясь обходиться без резких загибов, я начал "дрессировать", если можно применить такое слово, своих дворян и прочих челядинников. Действуя исподволь и постепенно, но в то же время твёрдо и бесцеремонно мною устанавливались и внедрялись новые требования и форматы межличностного общения. Поэтому сейчас дворяне–оруженосцы напоминали мне курсантов школьных военных училищ. Со мной общались как со страшим по званию товарищем. Но и никакого запанибратства я в наших отношениях не подпускал, чётко держал со всеми дистанцию. В общем, я стремился к созданию атмосферы кадетско–суворовского училища. Где в свободное время занимайся чем хочешь, но к старшим по званию, если они того не желают, не лезь! Если старший о чём–то попросил – будь любезен исполнить. Нет не очень жёсткой дисциплины, но нет и вседозволенности. Такая разумная «военная демократия» получалась.
Вышколенные, адаптировавшиеся к новым требованиям своего шефа дворяне вывалились вместе со мной во двор, однако послушно держались на некотором отдалении от моей персоны. Рядом с амбарами я обнаружил Перемогу, активно разминающегося с мечом. Этот бугай, ни на какие новые веяния вообще не обращал внимание. Все мои попытки объяснить, что полководцу вовсе ни к чему быть знатным рубакой и стоило бы снизить интенсивность тренировок, им полностью игнорировались. Только я и слышал в ответ.
– Если хошь, то с Изяславом Мстиславичем об этом разговаривай, не докучай мне, княжич, своим пустомолвием! Лучше крепче рукоять меча сжимай!
Вспомнив последний наш с ним разговор на эту тему, понурив голову, поплёлся к своему воспитателю, предстояла очередная утренняя тренировка ...
Вырваться к кузнецу удалось только после обеда. Знающие люди мне посоветовали одного умелого заройского кузнеца. Им оказался крупный мужчина лет тридцати, открытые участки тела которого были покрыты чёрными пятнышками от искр, рассыпающихся при ковке.
Заказал ему сделать трубку, из хорошего железа, запаянную с одного конца и с маленькой дырочкой для запального фитиля там же. Пока не до изысков, главное сам принцип стрельбы Изяславу Мстиславичу показать, чтобы он добро дал селитряницы завести.
– Свинец продам и ольхового угля нажгу, княжич, – отвечал мне кузнец, – а вот серы у меня нетути! Правда у «домников», что болотные руды в крицы переплавляют, да нам, кузнецам, потом продают, сера может быть и есть. Сходить тебе к «домникам» надоть.
– Ты что мелишь смерд, хошь без главы пустой остаться, княжич сказал принесть, значит доставай, где хошь! – обрушился на мигом испугавшегося кузнеца «конюший».
– Успокойся Усташ. – я примиряюще хлопнул его по плечу и снова обратился к собеседнику. – Кузнец, ты сам с «домниками»–поставщиками своими договорись, если у них сера есть я куплю, а если нет, то пусть для меня выплавят, не меньше чем пол горшка. Насчёт оплаты не переживай, куны за работу и ты и «домники» получат.
– А как плавить, ты княжич сам–то ведаешь? Я–то с энтим делом не сталкивался …
«Это что? Он меня проверяет? Хотя технологию, пусть самую примитивную, выплавки серы, наверное, должны и сейчас знать. Используют, вроде как, ныне серу для медицинских целей или я ошибаюсь?»
– Да я тебя ... , – не дав кузнецу договорить, опять влез Усташ, вероятно, обеспокоенный поруганием княжей чести.
– Усташ, ты дашь мне, наконец, спокойно поговорить с уважаемым человеком? – я строго посмотрел на ближника.
– Это ты про этого вонючего смерда …, – начал было «конюший», но тут же «прикусил язык».
– Да! – перебил я Усташа. – Про него родимого, не будь кузнецов, так мы с тобою против супостатов с палками воевали. Так что подумай и помолчи!
Тирада княжича кузнецу пришлась по вкусу, даже обгоревшая борода от улыбки вздрогнула.
– Когда «домушники» … тьфу ты, – поправился я, слегка запинаясь в новой для меня терминологии, – «домники» руду плавят, то дух серный от неё исходит?
– Ага, бывает, – кузнец согласно кивнул головой.
– В глиняный горшок сложить самую дурно пахнущую руду, внизу горшка пробить дырку, горшок поджечь, да прикопать его землёй. От нагрева сера будет не в дым уходить, а плавиться и вытекать через ту дырку, а под неё надо подставить ещё один горшок. Понятно?
