Князек - [65]

Королева приближалась к тридцатишестилетнему рубежу, и ее золотисто-рыжие волосы, такие же, как у покойной сестры, начинали приобретать песочный оттенок. С болью в сердце Нанетта заметила серебристые пряди... Она приподняла тяжелую массу волос и принялась нежно их расчесывать, глядя в зеркало. Дочь Анны Болейн теперь была зрелой женщиной – сейчас, когда она отдыхала, то своим костистым суровым лицом напоминала скорее отца, нежели мать. Но когда Нанетта поймала в зеркале взгляд государыни и та улыбнулась ей, то колдовской темный взор совершенно преобразил бледное измученное лицо:

– Нэн, милая Нэн, что делать?

– Конечно же, необходимо остановить милорда Норфолка. Возможно, вашему величеству следует его арестовать.

Елизавета нахмурилась:

– Не желаю этого делать! Уверена – он не представляет для меня опасности. В глубине души он мне предан – к тому же у нас в жилах течет одна кровь... Я не хочу причинять ему зла. Если бы только можно было убедить его прийти ко мне – и если бы он сам первым рассказал мне обо всем... Тогда мы могли бы объявить, что он намеревался просить высочайшего позволения на то, что собирался сделать – и где тогда измена? – королева вновь взглянула в глаза Нанетте. – О, многие хотят его смерти... Я не хочу бросать собакам кость.

– Так вы не думаете, что он участвует в заговоре?

– Норфолк? Да нет, нет. Он самодоволен и глуп, но вовсе не злодей. Может быть, я была с ним чересчур холодна... Мне, пожалуй, стоило сблизиться с ним, и всего этого не случилось бы.

Нанетта заплела длинные волосы королевы в косу и перекинула ее через плечо:

– Никто, кроме Господа, не может знать, что случилось бы или не случилось бы, ваша светлость. А Мария Шотландская? Сколь серьезна ее роль?

– О, эта женщина способна на все, – резко выдохнула Елизавета. – Нет бы оставаться ей там, в темнице, в Шотландии! А правда ли, Нанетта, что муж твоей племянницы каким-то образом причастен к ее побегу из Лохлевена?

Столь откровенный вопрос смутил Нанетту.

– Ваша светлость... не знаю... об этом поговаривали, но больше ли тут лжи или правды... Но как?..

– Как я узнала? Мой титул обязывает меня знать все, моя Нэн. – Огромные темные глаза перехватили в зеркале почтительный взгляд Нанетты. Королева глядела очень серьезно. – У тебя родственники и на другом конце страны. Трудненько тебе, должно быть, приходится – твоя душа разрывается между велением долга и сердечной привязанностью...

Нанетта не знала, что и сказать. Она поражена была тем, сколь многое известно королеве – и к тому же не вполне понимала, какой смысл вкладывала Елизавета в эти слова.

– Ваша светлость, если до моих ушей что-нибудь дойдет, ну – слухи... – начала она. Елизавета мрачновато улыбнулась.

– Не нужно ни о чем докладывать. Я имею в виду лишь то, что я все знаю и тебе нет нужды кого-то предавать. Я не хочу возложить такую тяжесть на твои плечи...

Растроганная до глубины души, Нанетта преклонила колени и запечатлела на руке государыни благодарный поцелуй. Закончив приятное и почетное занятие и отложив головную щетку, Нанетта вдруг услышала:

– Вернемся к делу. Что делать с милордом Норфолком?

Нанетта нахмурилась, усердно соображая:

– Может быть, если ваша светлость намекнет ему, что вам все уже известно, он испугается настолько, что либо во всем признается, либо откажется от коварных планов...

– Хм-м-м, я подумаю. По крайней мере, на данный момент иного выхода я тоже не вижу…

Намеки королевы, даже весьма откровенные, не вызывали ожидаемой реакции со стороны Норфолка – хотя он явно нервничал и всегда, появляясь при дворе, выглядел расстроенным, а в присутствии королевы лицо его наливалось кровью: жесткий воротник становился тесен. Путешествие придворных продолжалось, охота была удачной. Но когда двор остановился в Тичфилде, дело приняло новый оборот. Неутомимый Сесил имел конфиденциальную беседу с государыней и сразу же послал за Робертом Дадли, графом Лейчестером, ее давним фаворитом. Но посланный воротился с известием, что милорд Лейчестер так расхворался, что слег в постель и к собственному горчайшему сожалению не может почтительнейше явиться пред королевские очи.

Лицо королевы казалось печальнее обычного. Она вновь послала нарочного, настаивая на том, чтобы Лейчестер тотчас же прибыл ввиду необходимости приватной беседы. На сей раз он подчинился. Нанетта узнала подробности позднее, когда, наедине с ней и верной Кэт, королева в гневе расхаживала взад-вперед по покоям.

– Он знал о заговоре с самого начала, неблагодарный изменник! – кричала она. – Так вот как он отплатил мне за мою любовь, за все те милости, которыми я его так щедро осыпала! Да это же он, а не кто другой, подговорил Норфолка – этот полоумный сам бы ни за что не додумался! – в гневе она закусила губу, а ладони ее сжимались и разжимались, словно она жаждала сомкнуть свои длинные белые пальцы на нежном горле Лейчестера. Кэт обеспокоенно взглянула на Нанетту и заговорила:

– Но ведь, драгоценная моя госпожа, он сделал все это вовсе не затем, чтобы повредить вам? Как сам он это объясняет?

– О, у него на все готов ответ! – Елизавета фыркнула. – Он, должно быть, обстоятельно обдумывал отговорки, распростертый на ложе, не в силах подняться с одра болезни! Он сказал, что проделал это лишь для того, чтобы я могла выйти за него! Что его участие в заговоре ограничивалось тем, что именно он должен был мне обо всем объявить! Что он сомневался в правильности всего творимого и потому колебался! На самом же деле он просто боялся сказать мне. У бедняжки тряслись поджилки! О, эти Богом проклятые Дадли! Они одинаковы из поколения в поколение – им нельзя доверять! Сесил был прав.