Князек - [59]

Шли томительные недели – а расправа все не совершалась. Но с каждым днем, мучительно прожитым в ожидании неминуемой кончины, страх Леттис лишь усиливался. Молодая женщина сильно похудела. Она отказывалась от еды – делая исключение разве что для кусков, которые брала за столом сама с общего блюда. Она незаметно опустилась – частенько не давая себе труда одеться или причесаться... Леттис подолгу плакала и молилась, порой пела, чтобы мужество окончательно ее не покинуло – Кэт во всем потакала своей госпоже, беседовала с ней, втайне надеясь, что она не лишится окончательно рассудка. Хотя бледная, нечесаная Леттис с круглыми от ужаса глазами и впрямь походила на узницу Бедлама – знаменитой лондонской больницы для душевнобольных, Кэт порой приходило на ум, что, возможно, свести жену с ума и было коварной целью Гамильтона...

В июне пришло известие, что Мортон снова восстал, пленил королеву и заточил ее в Лохлевене – замке, стоящем на острове посреди огромного озера, убежать откуда было немыслимо – и вызвал Морэя из Франции. А в июле, неизвестно какими средствами, Морэй, посетив Лохлевен, убедил королеву отречься от престола в пользу маленького сына и назначить регентом его, Морэя. У Марии случился выкидыш – она потеряла нерожденного ребенка, а Босуэлл был далеко, бежав из страны после пленения королевы. И вновь Леттис мучительно спрашивала себя, был ли у нее выбор... Теперь она полагала, что с королевой расправятся точно так же, как с ней самой – втихомолку отравят...

И вот в июле Роб, наконец, возвратился домой. Леттис тем утром сидела в своей спальне, все еще в ночной сорочке, со спутанными волосами у южного окна, уставясь вдаль, туда, где была ее родина, которую она не чаяла вновь увидеть. Она тихонько напевала старую колыбельную, которой научила ее в детстве старая няня – она была так поглощена своими грустными мыслями, что не услышала топота конских копыт внизу. Она вправду ничего не слышала – пока в соседнем покое не вскрикнула изумленная Кэт. Дверь распахнулась, и на пороге возник Роб, огромный и загорелый, принеся с собой запах влажного ветра, земли, конского пота...

Леттис в ужасе вскочила, глаза ее расширились, она открыла рот, чтобы закричать... Но Роб одним прыжком пересек комнату, схватил ее за горло, а другой рукой зажал ей рот. Его хищная и дикая ухмылка пробудила в Леттис помимо ее воли жгучее желание – но страх не покидал ее, и, раздираемая ужасом и страстью, она не заметила на темном и насмешливом лице мужа томления страсти...

– Что я вижу, миледи? Я уезжаю, оставив вас в надежном месте, в полнейшей безопасности – а вы изводитесь и терзаете свое сердечко, словно пленный единорог! А ну-ка тихо, тихо, перестаньте биться! Успокойтесь – и я отпущу вас с условием, что вы не будете кричать. Я порядочно набрался вчера вечером и нынче у меня тяжелая голова... Вы будете вести себя тихо?

Леттис кивнула – огромная ладонь Роба закрывала все ее лицо, и видны были лишь огромные фиалково-синие глаза. Роб отпустил ее – она стояла, подняв плечи и дрожа, словно перепуганная пташка, но не отводила взгляда от его лица.

– Теперь скажи, что все это значит? – спросил он. Голос его прозвучал грубо и насмешливо, но все же вопрос был задан вполне по-хорошему. Леттис какое-то время безмолвно шевелила губами, подбирая слова.

– Почему ты уехал?

– У меня было важное дело. Я продумал план – и уехал, чтобы воплотить его в жизнь.

– План... насчет королевы и... и лорда Морэя? Роб улыбнулся – на сей раз это была вовсе не его обычная хищная ухмылка.

– Счастлив, сударыня, что, даже перепуганная насмерть, вы не теряете способности рассуждать здраво. Кстати, помимо многого другого, именно это мне в вас и нравится. Да, дело касалось Морэя и королевы. Теперь все позади – у страны есть, наконец, правитель, способный править, у которого есть на то право и в руках которого сила.

– А ты?

– Я помог.

– Но что станется с бедняжкой королевой? – спросила Леттис. Ее мысль стремительно работала. Как можно оставить королеву в живых, чтобы она стала знаменем восставших? Ее наверняка убьют.

– Я не знаю, – серьезно ответил Роб. – Это не мое дело.

– Она в заточении, и о ее кончине никто не узнает, – сказала Леттис. – Ее заперли, и непременно отравят, как и... – она совсем по-детски зажала себе рот. Нельзя, чтобы он узнал о ее страхах! Роб смотрел на нее, и мысль его работала столь же быстро, как и у Леттис.

– Ах вот чего ты страшилась, маленький мой единорог? Что я свяжу тебя, отпилю твой рог, сварю колдовское зелье и изведу им тебя? – Его лицо на мгновение выразило жалость, которую он тут же скрыл под обычной своей сардонической ухмылкой. – Я, черт побери, запер тебя здесь, чтобы защитить, несчастная ты дурочка, пока я не закончу своих дел! В Аберледи ты не была в безопасности. Тот дом не охраняется так надежно, как этот. Когда я приехал, мне тут же сообщили, что ты вот-вот изведешь себя до смерти, что слуги бессильны!

Глаза ее неотрывно глядели на его лицо, и все ее мысли были так беззащитно обнажены, что он расхохотался.

– Ну что ж, вот я и здесь, с тобой. И намерен проучить тебя за то, что ты так дурно обращаешься с моей собственностью. Ты моя жена, моя вещь – я желал бы, чтобы ты лучше заботилась о моем имуществе.