Князек - [40]

– Но, ваша светлость, его титул недостаточно высок... Это было бы... прошу простить меня – оскорблением для королевы Шотландии... предложить ей в мужья простолюдина...

На какую зыбкую почву она ступила! В глазах Елизаветы мелькнул опасный огонек:

– Оскорбление? Мой Робин?

– Но, ваше величество, вы никогда не вышли бы за простолюдина! Как может сделать это ваша царственная кузина?

Так, это уже лучше. Елизавете приятно было, что окружающие думают, будто она не вышла за Дадли из-за его низкого происхождения, а не потому, что он убил свою жену. Гроза миновала, и выглянуло солнышко: темные глаза Елизаветы весело сверкнули на Нанетту:

– Ну что ж, тогда надо что-то придумать! Вот что: сделаем-ка мы его графом! Граф Лейчестер – красиво звучит, правда? А потом пошлем его завоевывать сердце гордячки Марии.

– Ему это придется не по душе, – заметила Нанетта.

– Он сделает то, что я ему велю! – резко ответила Елизавета. – Мы устроим ему богатейший кортеж – выберем самых красивых придворных... Нэн, эта твоя кузина... как ее зовут, запамятовала – Леттис? Она тоже поедет. Она ведь очень красива – и сможет там прекрасно выйти замуж. Эти шотландские лорды, конечно, неотесанные мужланы, но очень богаты. Это тебя радует, Нэн? Но как бы то ни было, уверена, что это обрадует твоего гордеца племянника, господина Пола Морлэнда.

Нанетта улыбнулась тонкой шутке государыни и непринужденно сменила тему. Но про себя подумала: да неужели же королева вправду намеревается уступить Дадли шотландской королеве? Нет, Нанетта не могла себе такого представить. Но тайники души своей эта тонкая и хрупкая женщина никому не приоткрывала. Приходилось ждать…

В октябре лорду Дадли был пожалован титул графа Лейчестерского – и его тут же посвятили в королевские планы. Он с благодарностью принял титул, но пришел в ярость от того, что государыня вознамерилась предложить его, словно вещь, королеве шотландцев. Некоторое время Роберт и Елизавета были в ссоре и, что удивительно, оба находили в этом какое-то болезненное наслаждение. Кэт потихоньку шепнула Нанетте, что эти двое столь нужны друг другу еще и потому, что лишь между собой они могли так горячо вздорить. Для каждого из них это было словно пинта доброго слабительного – после ссор оба чувствовали себя куда лучше.

Но на здоровье Нанетты эти ссоры сказались худо – некоторое время спустя она занемогла. Сначала казалось, что это всего лишь легкая простуда, но потом начался жар – Нанетта слегла и слабела с каждым днем. Одри и Мэри Сеймур неотлучно находились при ней, Зак лежал в изножье кровати и глаз не сводил с лица хозяйки, Симон Лебел трижды в день приходил, чтобы помолиться вместе с ней – и каждый день государыня присылала Кэт, чтобы осведомиться о здоровье больной. Поначалу Нанетта с улыбкой извинялась за то, что причиняет всем столько хлопот – но вскоре умолкла и лишь невнятно бормотала что-то в жару.

Однажды вечером Мэри сидела рядом с Нанеттой, держа ее за руку. Неожиданно больная открыла глаза и отчетливо произнесла:

– Пол, что станется со всеми нами? Что? – Глаза ее закрылись, и она вновь заметалась в лихорадке. Мэри вопросительно взглянула на Одри.

– Он был первым мужем мадам. Очень давно – я тогда была еще девочкой, – объяснила Одри. Некоторое время они глядели друг на друга, потом Мэри сказала: – Пойди-ка и позови быстрее доктора. И пошли весточку королеве. И... – она сглотнула, – быстрее пошли за отцом Симоном!

Одри, не мешкая ни секунды, убежала.

Поздно вечером, закончив государственные дела, королева самолично пришла навестить больную, невзирая на предупреждения врача, что болезнь может быть заразной. Она подошла к постели и сжала руку Нанетты – та открыла глаза и слабо улыбнулась.

– Она узнает вас, – шепнула Мэри. – Она в сознании.

– Нэн, дорогая моя Нэн, что с тобой? – нежно произнесла королева. – Мне сказали, что ты смертельно занемогла, но ведь это неправда! Ты нужна мне – ты и Кэт.

– Кэт... и я... – Нанетта говорила слабым шепотом, с трудом переводя дух. – Когда скончался ваш отец... я помню... подумала: как это грустно – пережить всех друзей... у него ведь оставался лишь Вилл Сомерс да Том Крэнмер... Как грустно – пережить всех...

Она умолкла, но мыслями унеслась в прошлое – и отчетливо вдруг поняла, что вся ее жизнь была посвящена другим. Она не жила для себя – верно служила вначале Анне Болейн, потом Кэтрин Латимер, затем Елизавете Тюдор... Для себя самой она жила лишь однажды, да и то недолго – всего пару месяцев: с Полом, которого любила всем сердцем... Да она и поныне любит его. Ах, Пол, ее Пол – высокий и могучий, словно дуб, смуглый и темноволосый... Она снова видела, как его рослая фигура появляется в дверном проеме, заслоняя свет, она чувствовала, как сильные руки отнимают ее, ощущала вкус его губ... Она пронзительно вспомнила его запах, такой родной, такой мужской – смесь аромата чистого льна и кожи... А когда он приезжал с охоты, то приносил с собой запах конского пота, а когда они собирались куда-нибудь, то он благоухал ромашкой и мелиссой...

Она физически ощущала его присутствие – хотя вместе с тем знала, что пережила его, пережила их всех: мужей, детей, монархов и монархинь, друзей и родственников... Подобно старому королю Гарри, она была последней в роду – и столь же одинокой. Королева держала ее за руку, она нуждалась в ней, звала ее назад, к жизни – но стоило Нанетте закрыть глаза, как она видела Пола: он ждал ее, улыбаясь и раскрыв объятия. Она видела его большие, черные и сияющие глаза – они приближались, становясь все больше и больше, и вот уже это не глаза, а темные озера, в которых ей хотелось утонуть... Каким бы облегчением это было!..