Князь тумана - [22]

— Я уважаю такого противника, как капитан Абака, — произнес капитан Рюдигер столь громогласно, словно хотел, чтобы его голос долетел до капитанской каюты на "Светлане".

Итак, ничто не препятствовало началу работы. Лернер и Мёлльман вдвоем растянули рулетку. Предстояло выбрать и отмерить лучший участок для строительства дома, в котором сможет перезимовать экспедиционный корпус. Там, где стояла хижина, место было слишком открытое и с крутым спуском. Для здания большего размера здесь пришлось бы выкладывать глубокий фундамент, чтобы выровнять грунт. Пример капитана был заразителен, и Лернер тоже стал вести себя демонстративно. Он ходил по скрипучей каменистой почве быстрым, широким театральным шагом, словно вот-вот запоет вагнеровскую песню моряков. Все широко размахивали руками, показывая что-то на местности, громко переговаривались между собой против ветра, сравнительно легкие порывы которого существенно относили голос в сторону. Казалось, они устраивали представление для тех, кто должен был наблюдать за ними в бинокль с мостика "Светланы".

Около одиннадцати часов от "Светланы" отчалила шлюпка, в которой снова сидело двенадцать человек. Когда она подошла ближе к берегу, Лернер и Рюдигер разглядели, что многие привезли с собой ружья. Приплыл и капитан. Немецкие землезахватчики оторопели: вот тебе на! У Лернера выпала из руки лента рулетки.

— Я протестую! — негромко подал голос Рюдигер. Он готовился к своему главному выходу.

Но русские не обращали на немцев никакого внимания. Капитан Абака издали приложил руку к фуражке. Рюдигер и Лернер сдержанно ответили на приветствие. Русские прошествовали мимо на значительном расстоянии. Они отправились вверх по склону холма.

— Могила старовера! — всполошился Рюдигер.

Однако русские миновали ее справа и, подойдя к подножию главной горы острова, поднялись на холм и неожиданно скрылись из виду. Затем раздался треск ружейных выстрелов.

— Неслыханно! — прошипел капитан Рюдигер.

Господа русские развлекались охотой!

— Мы не поддадимся на провокацию, — заговорил Лернер. Он вдруг почувствовал, что надо присмотреть за Рюдигером.

В поведении Рюдигера все больше проступали признаки экзальтации, которые Лернер уже научился различать. Движения капитана сделались энергичнее, лицо приняло упрямое выражение. Рюдигер, как истолковал его поведение Лернер, не сразу сообразил, в каком спектакле ему предстояло участвовать, и потому примеривался к разным ролям. Но со вчерашнего дня корветтен-капитан уже точно знал, как называется пьеса и какую роль ему досталось играть — это была роль главного героя.

Спустя несколько часов они увидели, что русские возвращаются. Четверо матросов несли на плечах длинный шест. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это весло. Весло было продето сквозь связанные попарно передние и задние лапы убитого медведя. Зверь был такой огромный, что туловище волочилось по земле. На груди у медведя в бело-желтой мохнатой шкуре чернело кровавое пятно.

— Медведица, — сказал капитан Рюдигер. Откуда он это узнал?

Капитан Абака шел позади своей добычи. Увидев немцев, он остановился, вытянулся в струнку и отдал честь, словно на параде перед адмиралом. Капитан Рюдигер смерил его горящим взглядом и отвернулся.

10. Радиограммы из Берлина и Санкт-Петербурга

Утром двадцать пятого июля капитан Рюдигер с наигранной беспечностью объявил за завтраком, что сегодня идет на охоту. Кто хочет составить компанию?

— Осторожно! — сказал Лернер. — Какая будет их реакция, когда от "Гельголанда" отчалит шлюпка с группой вооруженных людей?

Ему сразу вспомнилось, как его напугал вид торчащих вверх ружейных стволов на русской шлюпке.

— Разве на острове Медвежий не хватит места для двух охотничьих компаний? — задиристо спросил Рюдигер.

На свой риторический вопрос он получил нежелательный для себя ответ: для двух охотничьих компаний Медвежий остров слишком мал. Тут возможны конфликты. Но вояке с раздвоенной бородой как раз конфликтов-то и хотелось! Рюдигер не был охотником. Добыча ему вообще была дорога только как символ. Лернер понял, что добыча, которая нужна была Рюдигеру, никогда не выражалась в тоннах угля и медвежьих шкурах, она заключалась в чем-то невидимом — в восстановлении его поруганной чести. Камень, который отвергли строители, должен был соделаться главою угла [7].

Подобно опальному рыцарю, покинувшему двор Карла Великого, он хотел вернуться и коленопреклоненно вручить монарху Медвежий остров, словно шоколадный торт с узорной сахарной глазурью. Вчерашний день был для него потерянным днем, так как не принес контакта с противником. Утвердить за собой право охоты означало для него на деле доказать, кто тут хозяин. Человек, подстреливший на Медвежьем острове хотя бы одну чайку, мог быть либо браконьером, либо хозяином охотничьих угодий. Убивая белую медведицу, капитан Абака, возможно, и не браконьерствовал, однако, добыв зверя в условиях перемирия, он совершил это на территории, которая отнюдь не находилась вне сферы действия правовых норм, а следовательно, позволил себе дерзкий поступок, заслуживающий сурового наказания. Вот такие умозаключения выстраивались в четком и хорошо обозримом порядке за скульптурно гладким, хотя и низковатым челом капитана Рюдигера. Зубы Рюдигера негромко поскрипывали. Глаза весело сверкали боевым задором. Он не просто завтракал, а подкреплялся перед воинским походом. Лернер знал, что пример Рюдигера действует заразительно. Вчера он сам на время подпал под его влияние. Театральный поклон Абаки разрушил чары, оставив Лернера в смущении.