Князь Святослав. Владимир Красное Солнышко - [20]

Он старался соблюдать законы варяжского братства даже в мелочах. Свято поверив старому варягу, быстро и странно скончавшемуся вскоре после долгих и подробных разговоров с юным великим князем, он строго следовал его заветам. Помнил не только слова, но и все интонации старческого дребезжащего голоса и, засыпая, всегда повторял про себя его наказы.

Он стал странно молчалив. И раньше-то был немногословен, а теперь порою не произносил ни слова за весь день. Сфенкл, поразмыслив, отнес эту странную перемену ко дню первой встречи со старым варягом. Когда пропала собака великого князя, которую все очень любили.

Но Сфенкл не задавал вопросов, он был умен и сдержан. Наделенный богатырской силой Икмор был слегка косноязычен, а потому отсутствие разговоров его всегда устраивало. А вот живого Руслана это странное молчание угнетало.

— И чего великий князь все время молчит? Каким-то странным стал…

Живан, не оставивший своего господина и в его добровольном изгнании, напевно повествовал о былых богатырях и тем самым как-то разряжал обстановку, однако запас этих сказаний был невелик, Живан часто повторялся и вскоре всем надоел.

— Давайте хотя бы Асмуса пригласим, — ворчал Руслан, окончательно умаявшись от скучных повторов Живана. — Тот хоть занятные греческие сказки знает.

Асмус рассказывал греческие мифы о героях, путешествиях, Троянской войне. Святослав любил его слушать.

— Скажи там, в Киеве, чтоб Асмуса прислали, — сказал Святослав.

— Скажу, княжич, — согласился Живан.

Уехал и вернулся с Асмусом. Но выглядел каким-то сумрачным. И произнес хмуро:

— Великая княгиня велела тебе, мой княжич, передать, что воевода Свенельд был против Асмуса. Сказал, что нельзя играть в игры ромеев, они все равно нас обыграют.

— Надоест, выгоним, — буркнул Святослав. И все замолчали.

Однако непоседливому Руслану вскоре и Асмуса с его греческими сказаниями оказалось недостаточно. Поворчав, он вдруг вспомнил о Малуше и сразу же объявил всем об этом. Великий князь молча отошел от костра, а Сфенкл сказал:

— Поздно.

— Почему поздно?

— Потому что мы уже усы отпускаем.

— Не понял, — сказал Руслан.

— Перессоримся.

— Понял, — вздохнул Руслан.

И о Малуше больше не вспоминали. Никто. Кроме князя Святослава. Потому что она ему снилась. Снилась в напряженно мучительных снах юности. Он желал ее, как никого доселе, но понимал, что это недопустимая слабость. Малуша могла разрушить их дружинное братство помимо собственной воли. Этого нельзя было допустить.

Значит, с Малушей надо было решать самому. Без друзей. Выкорчевать ее из сердца. Но как?..

И однажды Святослав проснулся в смутной тревоге. Не потому, что забыл все наставления старого варяга, а потому, что вспомнил о них.

Право конунга на личную месть.

Ему есть за что мстить правителям великого Киевского княжества. Их блуд лишил его законного отца. Но мать не виновна, она даровала ему жизнь. Значит, виновен мужчина. Великий воевода Свенельд. Но он — его породил. Его нельзя убивать, но можно и должно навеки опозорить.

Здесь мысль его останавливалась, точно упершись в непреодолимую стену. Опозорить Свенельда можно было одним-единственным способом: насильно обесчестив Малушу. А детство? А общие игры? А общая мальчишеская влюбленность?..

Общая… И его — тоже.

Но старый варяг говорил, что конунг русов не имеет права на слабость. Никакой любви — она отдана дружине. Никаких женщин — они крадут силу. И поэтому их надо брать насильно, любви все равно нет.

Но… но ведь это — Малуша. Они вместе росли…

Два дня и две ночи он решал эту проблему. А потом твердо сказал себе: «Или я — не конунг». И ночью тайком ушел из стойбища.

И еще день лежал в крапиве, что буйно разрослась у забора Летнего дворца великой княгини. Когда-то именно здесь он играл в сражения, потому что упасть в крапиву было очень неприятно. И он никогда не падал, особенно на глазах Малуши. Сейчас Святослав не обращал внимания ни на крапиву, ни на комаров. Он почему-то — и сам себе не мог объяснить, почему именно — не решался проникнуть в Дворцовый сад, пока стража прохаживалась возле самого Летнего дворца. Он стерег Малушу.

И неожиданно вышла она. Вышла и неторопливо, грустно пошла через поляну, на которой они когда-то играли. Пошла прямо к нему.

Прямо!..

Он потерял голову. Бросился к ней — мокрый, грязный, потный, искусанный комарами. Рванул за плечи, прижал к себе и… Не знал, что делать дальше. И еще сильнее сжал плечи и уже собирался повалить на землю…

А она выдохнула вдруг:

— Желанный…

И тогда Святослав упал сам на спину и потянул ее за собой, но так, чтобы она о землю не ударилась. Перекатился, стал рвать на ней платье, а она сама помогала ему, жарко шепча:

— Желанный мой… Желанный…

Сколько длилось мгновение близости, великий князь так никогда и не вспомнил. То ли минуту, то ли вечность. Потом, после, у него была жена и еще случайные, не идущие в счет женщины походов, но такого мига полного оглушающего счастья у него не было больше никогда.

Он вскочил с еще бурно бьющимся сердцем. Схватил Малушу за руку, рывком поднял с земли и бегом потащил за собою во дворец, не обращая внимания ни на челядь, ни на стражу, ни на саму Малушу.