Князь Семен Пожарский и Конотопская битва - [40]

Строго относясь к украинским и польским нарративным источникам, Бабулин почему-то доверяет литературному сочинению Эвлии Челеби, которое представляет собой описание путешествий, полное фантазий и художественных вымыслов автора.

Изучая исключительно военный аспект событий и не затрагивая социально-политические процессы, Бабулин, тем не менее, предлагает собственную концепцию происходивших событий. Он пишет: «События на Украине 1658–1659 гг., связанные с изменой гетмана Войска Запорожского И. Выговского, следует расценивать как казацкий мятеж подданных русского царя — гетмана и части старшины Войска Запорожского». В качестве аргумента Бабулин ссылается на летопись С. Величко, о которой он ранее столь пренебрежительно отзывается. Давайте разберемся в самом понятии «казацкий мятеж».

Кто были сторонники И. Выговского? Старшина, казаки большинства полков (за исключением полтавского и миргородского), мещане, шляхта, духовенство. Значит, мятеж уже не только «казацкий». Какими были требования «мятежников»? Они просили увеличения жалования или «вольностей» казакам? Нет, они пытались создать «Княжество Руськое» в качестве равноправной части «триединой» Речи Посполитой, с собственным сеймом, монетой и т. д. Они добивались от поляков права создавать академии и школ, уничтожения церковной унии (Гадячский договор). На переговорах с русскими они пытались добиться отмены воеводского правления, самостоятельной церкви, права на внешнеполитические контакты и на Белоруссию (Жердовские статьи 1659 г.)[251]. Так как же можно говорить о казацком мятеже? Вообще, достаточно прочитать обращение к европейским народам Ивана Выговского[252], чтобы понять, что термин Бабулина «казацкий мятеж» не имеет ничего общего с реалиями данных событий ХVІІ в.

Пренебрежительное отношение к польским нарративным источникам и трудам своих предшественников приводит в работе Бабулина к ошибкам и неточностям. Например, говоря об одном из эпизодов битвы, он отвергает возможность существования Стефана Гуляницкого, и заявляет об его участии в битве: «Фантастический рассказ В. Коховского, повторенный Н.И. Костомаровым». Между тем у В. Коховского, современника и официального историка польского короля Яна Казимира, располагавшего уникальными документами и свидетельствами очевидцев, речь идет о «полковнике Гуляницком»[253] (но не Стефане!), а в Войске Запорожском действительно имелся Иван Гуляницкий — в разное время полковник нежинский, корсунский и стародубский[254].

Отбрасывая возможность появления достоверных фактов у Коховского, Бабулин без колебания приводит цифру казацкого войска как 16 000 человек — ссылаясь на А. Бульвинского. Но тот в свою очередь цифру взял у Н.И. Костомарова[255], а последний — у В. Коховского[256].

Главный упор в своем исследовании Бабулин делает на уточнении цифр погибших в сражении (с русской стороны). Для начала, он подсчитывает силы, принимавшие участие в сражении, и приводит цифру: 28 600 русских войск под командой А.Н. Трубецкого. Группа Куракина — три полка Ф.Ф. Куракина, С.Р. Пожарского и С.П. Львова, по его данным, «вряд ли могла превышать 5 тыс. человек». В сводном отряде Пожарский, попавший в окружение, имел «не более 6 тыс. человек».

Итак, в окружение попало 6 тыс. человек (берем цифры, которые Бабулин считает достоверными), из них примерно 3,5 тыс. — из полков Пожарского и Львова. Из различных источников мы знаем, что из окружения «мало насилу кто ушел». Большинство пленных, включая весь командный состав, были перебиты по приказу хана. Как пишет сам Бабулин, «лишь считанные единицы из пленников смогли позднее вернуться в Россию, большинство умерли в тяжелых условиях крымской неволи».

Теперь берем те цифры потерь, которые приведены в списках Разрядного приказа, и которые Бабулин считает «точными данными». Потери полков Пожарского и Львова («побито и в полон поймано») составляют там (по двум разным копиям списков) соответственно 256 (289) и 191 (277) человек. Итого 566. Возникает вопрос: а где еще 3,5 тысячи человек, которые тоже, как мы знаем, погибли или попали в плен? Данные Разрядного приказа явно не соотносятся с известными нам потерями Пожарского. Кроме того, общие потери в битвах под Конотопом и при дальнейшем отступлении русских войск указаны в Разрядном приказе как 4179 (4769) человек, а только в разъезде Пожарского погибло или попало в плен около пяти с половиной тысяч. Становится очевидно, что перед нами не «точные сведения», а лишь фрагментарные, относящиеся к каким-то отдельным периодам Конотопской эпопеи и явно не учитывающим разгром отряда Пожарского.

Очень много усилий Бабулин тратит на доказательства того, что «именно крымские татары, а не казаки Выговского разгромили отряд Пожарского». Следует заметить, что такая постановка вопроса неверна. Украинские казаки и их старшина не были во время Конотопской битвы «неактивными» и «неэффективными», они, напротив, предпринимали серьезные меры для прекращения кровопролития. В разгар сражения вся старшина во главе с «гетманом северским» Г. Гуляницким, генеральным обозным Т. Носачем, генеральным судьей Г. Гапановичем, знаменитыми полковниками И. Богуном, П. Дорошенко, М. Ханенко, О. Гоголем и др. призвали союзного с А.Н. Трубецким И. Беспалого остановить военные действия. Они писали: «дивуемся тому не по малу», что «доброволне в неволю поддаетесь и с нами, братьею своею, с которыми вместе хлеб ели есте и против всякого неприятеля стояли, войну ведете и на своих же кровных ближних наступаете»