Князь-рыцарь - [4]
Оба оказывались совершенно никому неизвестными.
Тем лучше!.. Молодёжь была в восторге. Слушала, дивясь, капуцина, любовалась молчаливым маркизом и, наконец, увлекла их из пределов молодого царства в покои, где находились пожилые гости.
Подростки, свои и чужие, бежали впереди и, как водится, шумели больше всех. Соня Белокольцева, завидев мать, беседовавшую с сановными, не игравшими в карты, гостями, закричала ей издали:
– Мамочка! Мамочка!.. Послушайте монаха! Какой у нас интересный монах!.. Такой умный! Всё знает!
– Мне сказал, что я буду моряком как дядя, – кричал Стеня.
– А мне предсказал, что я могу быть хорошим живописцем, если не стану лениться! Сам узнал, что я рисовать люблю! – передал Федя.
– А Наташе сказал: будьте твёрды! Не изменяйте тому, кого любите, и будете счастливы! – прервала меньшая сестра.
Аполлинария Антоновна сдвинула брови.
– Не очень же мудр ваш монах, чтобы такие советы детям подавать!
– А что ж! – отозвалась Наташа, задетая за живое, – он и Сашеньке добрый совет дал! Он сказал: «Будьте самостоятельней!.. Пожалейте себя, если другие вас не жалеют!..» Отлично сказал!
– Он ещё ей предсказал, что она в будущем году выйдет замуж за кого-то незнакомого теперь, – прибавила Соня.
И все наперерыв начали докладывать другие речи мудрого капуцина, отнюдь не нравившиеся хозяйке дома.
Она посмотрела украдкой на Щегорина, щурившегося на молодёжь и улыбавшегося приторной улыбкой, будто ничего неприятного не слыхал, и перевела сердитый взор на приближавшихся капуцина и маркиза. Но вдруг глаза её встретились со взглядом последнего, и она вздрогнула. Холод мурашками прошёл по спине её. Она сама не знала, что, именно, поразило её в этом взгляде, в этом, будто, знакомом, неподвижном лице, но с нею что-то положительно творилось особое… Совсем непривычная растерянность, даже робость овладели ею. Она не знала, что ей сказать, куда деваться от этих глаз.
– Прекрасные костюмы! Очень интересные маски! – проговорил Щегорин одобрительно, но в ту же секунду осёкся и умолк, как обожжённый.
Капуцин очень ласково ему заметил:
– Зачем ты здесь скучаешь, старичок?.. Сидел бы лучше да поминал старину со своими сверстниками – дедушками да бабушками.
И, покачав укоризненно головой, в общем неловком молчании, наступившем после взрыва худо-сдержанного смеха между молодёжью, прибавил, изменив ласковый голос на суровый.
– Стыдись, старик! Чего кичишься богатством, да ещё не своим? Двух жён уморил, – третью хочешь взять, чтобы в гроб уложить?.. Сам бы лучше о часе смертном помыслил, о душе своей подумал!.. Когда опомнишься? Когда перестанешь родного сына обирать, пользоваться его добротой?.. За его уважение сыновнее, тобой не заслуженное, ты его разоряешь?.. Его материнским богатством пыль глупым людям в глаза пускаешь, корыстных баб обманываешь?.. Ещё раз – стыдись! И спеши покаяться. Тебе под семьдесят, – смерть не за горами.
Трудно передать впечатление этого сурового наставления. Смех замер; даже на лицах молодёжи было недоумение. У Щегорина лицо позеленело, и нижняя челюсть тряслась в его напрасных попытках засмеяться или что-нибудь ответить. Велико было общее поражение, но сильней всего преобладало в обществе удивление необъяснимому молчанию хозяйки дома, позволявшей так оскорблять в своём доме избранного ею жениха своей дочери. Все смотрели на неё в недоумении, некоторые в страхе, ожидая, что будет.
А Белокольцева стояла неподвижно и молча, будто под влиянием какого-нибудь наваждения, так что её можно было принять за окаменелую, если бы не глаза её, беспокойно бегавшие во все стороны, чтобы не встречаться с пристально устремлённым на неё взором молчаливого спутника словоохотливого капуцина…
Вдруг последний обернулся, ища кого-то глазами в толпе, их окружавшей, и поманил Леонида Карницына издалека. Тот подошёл смущённый.
– Вот хороший молодой человек! – сказал капуцин и положил руку на плечо студента. – Трудолюбивый, честный!.. Прекрасный жених для любой девушки… Тем более, что, ведь, он только теперь несостоятелен, а скоро, очень скоро получит наследие своего отца…
Капуцин перевёл взгляд на заметно бледневшую хозяйку дома и с особенным значением договорил:
– Он сам не знает, да, вероятно, не знаете и вы, что в той письменной шкатулке, которую покойный Сергей Фомич Белокольцев передал его матери перед смертью, заключается часть достояния, потерянного его отцом… Да! Да, молодой человек!.. Поищите в ней! Скажите матушке, осмотрите сегодня же с нею шкатулку – и в ней найдёте своё благосостояние, в потайном ящике.
– О, Господи!.. Да что ж это?.. Неужели вправду?!.
Все повернулись по направлению, откуда раздался этот возглас. Там Марья Леонидовна, схватившись рукою за стул, чтобы не упасть, другою закрыла глаза, ослеплённые мгновенной надеждой.
Вмиг Наташа уже стояла, обнимая её и шепча:
– Пойдём! Пойдём, голубушка, посмотрим!.. Откуда ж знать ему, что папа дал Леониду шкатулку? Если он это знает, значит всё знает!
А между тем, капуцин, склонившись к уху Аполлинарии Антоновны, прошептал ей внушительно:
– Письмо имело дубликат, а при нём вексель… Пора, пора покаяться!.. Помни и ты час смертный!
«…Любопытство превозмогло голод. Я оставила свою комнату, но вместо столовой прошла к мужниному кабинету и остановилась у дверей в недоумении. Я знала, что ничего не совершаю беззаконного, – у нас не было тайн. Через полчаса он рассказал бы мне сам, в чём дело.Я услышала незнакомый, мужской голос, который авторитетно говорил:– А я утверждаю истину! Жена ваша не имеет прав на этот капитал. Он завещан прадедом её князем Рамзаевым наследникам его старшей дочери лишь на тот случай, если по истечении пятидесяти лет не окажется наследников его меньшого сына…».
«Подруги» — повесть о двух неразлучных девочках — Наде Молоховой и Маше Савиной. Девочки вместе учились в гимназии. Теперь они выросли, превратившись во взрослых барышень. Но Молохова — из богатой семьи, Савина же вынуждена уже сейчас столкнуться с большими трудностями в жизни. Она сама поддерживает свою семью, больного отца, зарабатывая уроками. Надя постоянно стремится ей помочь. Маша же считает, что никогда не сможет отплатить какой-либо помощью своей более чем обеспеченной подруге. К несчастью, такая возможность представится Маше очень скоро — ее подруга окажется в смертельной опасности…
«…– Мне не холодно! – неподвижно глядя на барыню, ответило дитя.– Но с кем ты пришла? Как ты здесь?..– Одна.– Из церкви верно?– С погосту…– А где ж ты живёшь? Близко?– Я не живу! – так же тихо и бесстрастно выговорила девочка.– Близко живёшь? – переспросила, не расслышав, Екатерина Алексеевна.– Я не живу! – повторила девочка явственней…».
«…– Знаете ли вы, почему порою царь гор окутывается тучами и мраком? Почему он часто потрясает небо и землю грозой и вихрями своего гнева, своей бессильной ярости?.. Это потому, что на вершине его, на ледяном его престоле восседает властитель духов и бездны, мощный Джин-Падишах! – говорил Мисербий.Вот что узнали мы от него в этот чудный вечер…».
«…на каком же основании г. Соловьев берется писать о женщине, которую так мало знает, и об ее деле, которого совсем не знает?.. Единственно на основании своих личных чувств и мнений?.. Но, если эти чувства и эти мнения менялись, подобно флюгерам, и в разные времена высказывались разно, – которым же заявлениям г. Соловьева надо верить?Он, без сомнения, может сказать, что тогда он ошибался, увлекался, был загипнотизирован, – как и утверждает по поводу своего видения Махатмы в Эльберфельде. Но если такие ошибки, увлечения и посторонние «внушения» – с ним вещь бывалая, – то где же основания читателям распознать, когда он пишет действительную правду, а когда морочит их своими ошибочными увлечениями или невменяемыми утверждениями гипнотика?.
Жизнь дворянки в светском обществе XIX века начиналась с ее первого бала. В своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала она на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этой высокою прической, с розой и двумя листками наверху.Первый бал для дворянки знаменовал начало взрослой жизни. Рауты и балы, летние вечера в дворянских усадьбах и зимние приемы в роскошных особняках, поиск женихов, помолвка и тщательные приготовления к свадьбе… Обо всем этом расскажут героини книги: выдающиеся женщины петербургского светского общества, хозяйки литературных салонов, фрейлины, жены и возлюбленные сильных мира сего.
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«Это странное дело случилось не так давно; но мало кто знал о нём, и по невозможности дать рациональное объяснение фактам, те, кто знали, предпочли предать его забвению. Но мне сдаётся, что именно такие-то неразгаданные случаи и не следовало бы забывать.Дело было зимою, перед самыми святками. Иван Феодорович Лобниченко, нотариус, которого контора находится на одной из главных улиц Петербурга, был спешно призван, для засвидетельствования духовного завещания, к смертельно больному…».
«…Доктор Эрклер, оказалось, был великий путешественник, по собственному желанию сопутствовавший одному из величайших современных изыскателей в его странствованиях и плаваниях. Не раз погибал с ним вместе: от солнца – под тропиками, от мороза – на полюсах, от голода – всюду! Но, тем не менее, с восторгом вспоминал о своих зимовках в Гренландии и Новой Земле или об австралийских пустынях, где он завтракал супом из кенгуру, а обедал зажаренным филе двуутробок или жирафов; а несколько далее чуть не погиб от жажды, во время сорокачасового перехода безводной степи, под 60 градусами солнцепёка.– Да, – говорил он, – со мною всяко бывало!.
Я долго не могла добиться, почему это место называлось «выпетым». Кто его выпевал? Никто не знал и сказать мне не мог, пока не познакомилась я с одною старою-престарою старушкой помещицей, которая заявила мне, что знает хорошо предание о Святолесской Выпетой церкви; что у неё хранится даже о нём рассказ – семейная рукопись чуть ли не прадеда её.Эту рукопись она показала мне, а я, переписывая её, постаралась только немного поновить её слог, придерживаясь по возможности близко подлинному рассказу.
«…Вот и в эту ночь, величайшую ночь христианского мира, Агриппа вышел, не чая ничего необычного; но чёрный пёс его знал, что должно случиться «нечто» не совсем обыденное… Он отводил пронзительный взгляд свой с хозяина лишь затем, чтобы требовательно, нетерпеливо устремлять его в тёмную ночь; он многозначительно взвизгивал, словно предупреждая его о чьём-то появлении.Учёный наконец обратил на него внимание.– В чём дело, дружище? – тихо спросил он. – Ты ждёшь кого-то?.. Ты извещаешь меня о прибытии гостя?.