Князь Никто - [5]

Получилось нечто среднее — я быстро сел, сбросив с себя кишащее клопами одеяло, и посмотрел, кто это тут оказался настолько смелым, что лупит палками княжеского сына.

Передо мной стоял мужчина средних лет с помятым и как будто стекшим вниз лицом. Тяжелые брыли тянули уголки губ вниз, из–за этого лицо казалось несчастным, обиженным или просто чем–то недовольным. Круглые навыкате глаза с тяжелыми набрякшими мешками были прикрыты грубыми круглыми очками с толстенными линзами. Из–за этих линз глаза казались еще больше и еще круглее. Как будто у рыбы. Он был какой–то и толстый и тощий одновременно. Над поясом свешивалось объемное брюхо, зато руки и ноги были такими тощими, что даже просторная одежда этот факт скрыть не могла.

— Ты что это себе позволяешь, холоп? — брезгливо спросил я. Понятия не имею, кто по профессии этот оборванец, но явно не аристократ.

— Что? — пузатик выронил палку. На лице его последовательно отразилось гнев, удивление, непонимание, а потом он наконец заржал, тряся брылями. Да еще и так громко, что лошадь, до этого момента мирно жевавшая что–то в соседнем загоне, нервно затопотала копытами и заржала тоже.

— Ты с глузду что ли съехал, убогий? — отсмеявшись, с трудом проговорил он. — Какой я тебе, холоп? Кем ты себя возомнил? Княжеским сыном? Или выше брать, самим Императором?!

— Уйди с дороги, мне надо домой, — сказал я и встал. Рост мой неожиданно и неприятно меня удивил. Я был значительно ниже этого неприятного мужика. По моим расчетам, дяде должно быть в это время около двадцати, а он никогда не выглядел хлюпиком… Или этот пузан на самом деле настоящий великан, хотя сначала мне так не показалось…

— Домоооой? — протянул мужик и снова потянулся за палкой. — Ты дури что ли обкурился вчера? То–то я смотрю, ты последнее время завел дружбу с какими–то проходимцами! Домой он собрался. А где это ты другой дом нашел, прощелыга мелкий?

Что–то было не так. Ну не стал бы простолюдин себя так вести с аристократом, даже если тот напился до беспамятства и уснул в его конюшне! Да даже если бы аристократ в яме с навозом уснул, с ним бы все равно разговаривали, кланяясь и заискивая. И не размахивали бы палками точно… Я опустил глаза и посмотрел на себя. Это никак не могло быть тело моего двадцатилетнего дяди. Это было… Куда я, черт побери, попал?!

Тело мое было худым, даже тощим. Похоже, что меня не особенно–то хорошо кормили, потому что ладони смотрелись совсем даже не крохотными. А может это просто по контрасту с тощими запястьями… Одет я был в мешковатые коричневые штаны, подпоясанные куском веревки, потому что по ширине в них вполне можно было бы запихать второго меня, и замызганную рубаху, которую, кажется, сняли с огородного пугала. Обтерханные рукава болтались бахромой ниток, на самом видном месте — уродливая заплата из черной ткани, пришитая криво и косо. Может, сам же бывший хозяин тела и пришивал. Сколько мне было лет? Шестнадцать? Четырнадцать?

Вот же дряньство… Что–то явно пошло не так. Почему я не оказался в теле своего настоящего родственника, а попал в этого оборванца?

— Опомнился, аристократ обдристанный? — мужик издевательски скалился. На его сползшем лице это выглядело тошнотворно.

Похоже, мои планы на роскошную жизнь в родовом поместье по какой–то неведомой причине рухнули. Надо было перестраиваться, и быстро. Ну это ничего. За последние несколько десятков лет я привык к унижениям.

— Ой–ой, — я сделал испуганные глаза и втянул голову в плечи. Залепетал. — Простите, простите, приснилась какая–то чушь… Я уже опамятовался!

— То–то же! — мужик повернулся ко мне спиной.

— А есть что–нибудь покушать? — захныкал я, плетясь следом.

— Если на работе где накормят, пожрешь, — бросил мне через плечо мужик. Как к нему хоть обращаться–то? Ладно, пока выкручусь как–нибудь… — Хватай тачку и погнали. Сегодня, говорят, на Большой Подьяческой кто–то помер.

Тачку… Я по–быстрому огляделся, но не так, чтобы стало понятно, что я тут все впервые вижу и таращусь, как селянин на Исаакиевский Собор. Тачка. Какая здоровенная. Он мне предлагает одному ее тащить? В такую надо лошадь впрягать…

— Пошевеливайся! — прикрикнул пузан и снова огрел меня палкой. Из глаз полетели искры, больно было, просто жуть! Но ни бросаться в драку, ни огрызаться я не стал. Не время, ох не время еще… Сначала следовало разобраться в ситуации, понять, куда именно забросил меня Повелитель Червей. Да что там! Я пока даже не был уверен, в Петербурге ли я вообще!

Я схватился оглобли и попытался сдвинуть здоровенную телегу с места. К моему удивлению, это оказалось не так уж и сложно. Похоже, тощее тело подростка, в которого я попал, было не таким уж и слабеньким. Вот только еще бы желудок не прилипал к спине от голода…

Я выкатил повозку из закутка в центр просторного помещения. С удивлением обнаружил, что катится она, металлически позвякивая. Будто к ее дну приделан десяток–другой бубунчиков и колокольчиков. Похоже, что это все–таки не конюшня, а что–то другое. А лошадь тут стоит, потому что… Ну, потому что больше поставить негде. Но вот чем занимается мой… хм… хозяин?… я пока не совсем понимал. Пока пузан возился с засовом на воротах, я спешно оглядывался. Ага. Стены из неоштукатуренного красного кирпича. Справа — грубо сколоченные нары. Пустые. Без всяких там удобств, в виде хлипких подушек и убогих матрасов. Самый дальний от входа угол больше всего похож на контору. Там стоял обшарпанный стол–бюро, стул, который когда–то явно украшал собой более богатый дом, но потом его выкинули на помойку, где пузан его и подобрал. Закопченный бок буржуйки. Дверь в стене, наверное, в спальню хозяина. Пара здоровенных сундуков. На досках деревянного пола — слой соломы. Ничего из этого не помогло мне сориентироваться, а в то ли время меня забросил Повелитель Червей. Или сейчас я обнаружу, что вместо жандармов — стража, не генералы, а воеводы, а солдаты носят остроконечные шлемы и вооружены тяжелыми прямыми мечами.