Князь Иван Шуйский. Воевода Ивана Грозного - [12]
Позднее женитьба князя Ивана Дмитриевича Бельского на Марфе Васильевне Шуйской погасила долгую вражду двух этих родов.
В конце 1540-х период «боярского правления» подошел к концу. Завершилась отчаянная борьба между придворными «партиями» за первенство у кормила власти.
Сложился баланс возможностей, интересов и сфер влияния, поделенных сильнейшими аристократическими группировками между собою. Длительный политический кризис миновал, наметилась консолидация «сливок аристократии». Можно сравнить положение, к которому пришла политическая элита России, с современной акционерной компанией. Несколько десятков семей получили большее или меньшее количество «акций», позволявших пребывать на высшем этаже властной иерархии, получать разного рода «экономические бонусы» и участвовать в разделе ключевых должностей. После кровавых междоусобий этот мирный способ организации политического поля гарантировал главным «игрокам» стабильность в обмен на их общий отказ от попыток добиться доминирования. Прекратились позорные «сведения» митрополитов с кафедры. Государь московский – впервые в русской истории – принял царский титул. Высшая власть принадлежала теперь ему… и все тем же «партиям» знати. Он фактически получил роль крупного акционера, а также «исполнительного директора», весьма зависимого, правда, в своих решениях от воли правления, куда вошли прочие крупные акционеры. Начался долгий, на первых этапах мирный, а затем болезненный и насильственный процесс передачи властных полномочий от служилой аристократии к самодержцу. Он желал получить 100 процентов акций. Знать не торопилась расставаться со своими активами.
Шуйские, как и прочие знатные роды, понемногу отдавали бразды правления монарху. Для них «золотой век» закончился. Однако прочное место среди тех, кто входит в боярское правительство, они, без сомнения, сохранили. Фактически Шуйские вышли из бурных волн смуты с солидным пакетом «акций».
Новая полоса «боярского правления» чуть не началась в 1553 г. Как сообщает летопись, весной, вернувшись из поездки в Троице-Сергиеву обитель, «…разболеся царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси, и бысть болезнь его тяжка зело, мало и людей знаяше, и тако бяше болезнь, яко многим чаяти, х концу приближися. Царя же и вели кого князя дьяк Иван Михайлов вспомяну государю о духовной, государь же повеле духовную свершити, всегда бо бяше у государя сие готово. Свершившее же духовную, начаша государю говорити о кресном целовании, чтобы князя Владимера Ондреевича [Старицкого] и бояр привести к целованию на царевичево княже Дмитреево имя. Государь же в вечеру том и приведе к целованию бояр своих…»[36] – далее идет список служилых аристократов, целовавших царевичу крест первыми и безо всяких пререканий. Но таковых оказалось совсем немного. Среди прочих поползли опасные разговоры: не лучше ли вместо младенца иметь в государях князя В.А. Старицкого – взрослого человека? Не станут ли во главе царства родичи жены Ивана IV, старинные бояре московские Захарьины-Юрьевы? В 1530–1540-х гг. русская знать в совершенстве научилась искусству править именем ребенка… Да не сами ли Захарьины-Юрьевы затеяли все это?
Игра между разными претендентами на престол напомнила старые «добрые» времена «боярского правления». Могучим аристократическим кланам открывалась возможность начать новые политические игры, пересмотреть старый раздел «сфер влияния», получить больше власти. Модель «мирного соглашения», консолидировавшего русскую политическую элиту, могла смениться, по современной терминологии, «соревновательной моделью», т. е. очередным междоусобием. Шуйские не оказали тогда какой-либо поддержки Старицким. Но им явно не нравилась мысль оказаться в подчинении у клана Захарьиных-Юрьевых.
Хворый царь велел приводить князей и бояр к присяге в Передней избе. Сам выйти к ним не мог, «понеже… изнемогаше велми, и ему при собе их приводити к целованью истомно…». Поэтому государь Иван Васильевич отправил для проведения ритуала «ближних бояр»: князя И.Ф. Мстиславского и князя В.И. Воротынского. Вот тут-то у многих сдали нервы. «Бысть мятеж велик и шум, и речи многие во всех боярех, а не хотят пеленичнику служити». И первым подал голос боярин князь Иван Михайлович Шуйский, брат убитого Андрея Михайловича. Как говорит летопись, он «…учал противу государевых речей говорити, что… не перед государем целовати [крест] не мочно: перед кем… целовати, коли государя тут нет»[37]. Царь призвал забунтовавшую знать к себе, выбранил, пояснил, что служить по крестному целованию присутствующие будут не Захарьиным, а государю Дмитрию Ивановичу, призвал верных бояр к твердости. Но трудно сказать, как повернулись бы события, если б он не выздоровел. А с выздоровлением Ивана IV и суть проблемы исчезла. Перед служилой аристократией вновь стоял взрослый монарх, а не «пеленочник».
