Князь Иван Данилович Калита - [6]

Это было величайшее искушение, однако Михаил, собрав весь дух свой, отказался.

— Если я один спасусь, — сказал он, — а людей своих и сына оставлю в беде, то какая мне будет слава?

Вскоре, завершив охоту, Узбек остановился под городом Дедяковым и стал здесь лагерем. Спустя двадцать четыре дня, Ковгадый велел привести Михаила на торг и, поставив его на колени, сказал, глумясь:

«Слуги, почему не снимете с него колоду? Разве не ведаете, что завтра хан простит его?»

Слуги же, заранее подговоренные, отвечали:

«Завтра и снимем, как ты говоришь».

«Как вы жестоки, слуги! — отвечал с притворной жалостью Ковгадый. — Ну по крайней мере поддержите колоду, чтоб не отдавила ему плеч».

Посмеявшись на Михаилом, Ковгадый велел увести его. Когда же Михаила вели через торг, князь пришел в изнеможение и присел на бревно отдохнуть. Тотчас вокруг него собралась бывшая здесь же на торгу толпа греков, немцев и литвы и стала со смехом показывать на него.

Тогда один из русских бояр сказал Михаилу:

— Господине! Видишь, сколько народа стоит и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что был ты князем в земле своей. Пошел бы ты в свой шатер, чтобы не видели они твоего посрамления.

Михаил с трудом поднялся и побрел прочь. Отрок же придерживал его колоду.

* * *

Спустя день князь попросил священников отпеть ему заутреню, часы, прочел со слезами правило к причащению, исповедался и призвал сына своего Константина, чтобы объявить ему последнюю свою волю.

Простившись с сыном, Михаил в смятении душевном попросил:

— Отрок, открой мне псалтирь, очень тяжело у меня на душе.

Отрок открыл ему псалтырь и открылся псалом: «Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя».

— Что значит этот псалом? — спросил князь у священников, те же, не разъясняя, поспешили указать ему на другой псалом: «Возверзи на господа печаль свою, и той тя пропитает и не даст вовеки смятения праведному».

Когда Михаил закончил читать псалмы, в шатер вбежал отрок, стоявший снаружи:

— Господине! Приближаются сюда Ковгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа.

Бояре и сын Константин устрашились, Михаил же сказал твердо:

— Знаю, зачем они идут, чтобы убить меня. Бегите же все к ханше, а то как бы и вас не убили со мной.

Константин и бояре, боясь Ковгадыя, поспешили удалиться к ханше. Юрий же Московский и Ковгадый, не подходя к шатру, остановились на торгу. В шатер же к Михаилу послали убийц.

Вскочив в вежу, убийцы схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проломилась. Когда же Михаил поднялся на ноги, убийцы повалили его на землю и стали бить ногами. Наконец один из них по имени Романец, видимо, славянин, выхватил нож и, ударив им Михаила в ребро, вырезал сердце. Вслед за тем имущество убитого князя разграбили татары, а тело мученика бросили на торгу нагим.

Подъехавший Юрий велел своим слугам прикрыть тело, положить его на доску и привезти на телеге в город Маджары. Из Маджар повезли тело в Русь и похоронили в Москве в Спасском монастыре.

После же, когда между сыновьями Михаила Тверского и Юрием Московским был заключен мир, тело Михаила было привезено в Тверь и отдано скорбной вдове его — княгине Анне Кашинской.

За свою мученическую кончину, искупившую все былые согрешения его, князь Михаил Ярославич Тверской причтен был православной церковью к лику святых.

Господи, введи нас всех в Царствие Твое с душою чистой и непоруганной!

«НАСТАЛ, ВИДНО, МОЙ ЧЕРЕД…»

Энергичный Московский князь Юрий Данилович ненамного пережил своего соперника. Клевета, пущенная им и сразившая Михаила Тверского, в скором времени обернулась против него самого.

В 1324 году подросший сын Михаила Тверского — Дмитрий Грозные Очи пожелал отомстить за своего отца. Он отправился в Орду и перед ханом обвинил Юрия в утайке татарской дани, которую тот по повелению хана собирал на Руси. Узбек, поверив клевете, дал Дмитрию ярлык на великое княжение, а к московскому князю отправил грозного посла Ахмыла звать его к ответу.

Плосколиц Ахмыл, жирен. В семь халатов одет — стоит в тереме, отдувается… Кажется добряком, да только все знают на Руси: мягко стелет, да жестко спать.

— Радуйся, Гюргий-князь, зовет тебя хан наш Узбек, чтобы наградить паче всех князей русских. Будешь ты сидеть перед ханом на большем месте и получать из руки его куски жирной баранины. Нет в Орде чести большей… Придешь ли?

Узкие глаза татарина, смотрящие в пол, поднялись и сверкнули.

— Передай хану: буду в Орде, — ответил князь.

Отпустив Ахмыла с дарами, Юрий стал собираться в Орду.

— Не покидай нас, княже! Сам ведаешь, не за добром приезжал Ахмыл. Нельзя верить его льстивым словам. В прошлый раз присылал его хан к Михаилу… предупреждали его бояре.

Юрий и сам знал, что Узбек зовет его не с добром, а по проискам тверских князей, но отказаться было нельзя. Прояви он малодушие и не явись, за ослушание пришлось бы платить всей земле Московской, да не гривнами — кровью.

На московском столе оставил Юрий брата своего Ивана Даниловича, которому и прежде приходилось княжить в Москве во время длительных отлучек его в Новгород и в Орду.

— Прощай, Иван. Не поминай лихом! Если не на этом свете свидимся, то на том. У Бога смерти нет, — сказал Юрий.