Князь Довмонт. Литва, немцы и русичи в борьбе за Балтику - [35]

Что касается Ярослава, то он принял под свою власть не только Псков, но и эстов. К западу от Чудского озера князь заложил город Юрьев, названный в честь святого Георгия (Юрий – христианское имя Ярослава). Сейчас это эстонский Тарту.

3. Земля эстов

Городские общины русских городов постепенно добивались самостоятельности и права избирать князей себе по вкусу. Этот порядок получил ошибочное название «феодальная республика» и вошел в учебники. В действительности перед нами самоуправление городской общины, где феодалов не было.

Новгород стал первым, где утвердился такой порядок. Считается, что это произошло в 1136 году, когда община выступила против князя Всеволода, сына Мстислава Великого. Эпизод был яркий, но его значение сильно преувеличено. Перед нами – лишь часть процесса ослабления княжеской власти и усиления городских общин на Руси.

Сама Новгородская земля не была монолитна. В Господине Великом Новгороде постоянно боролись представители разных партий, приверженцы смоленских, черниговских, суздальских князей. Эти князья время от времени возводили своих ставленников на новгородский стол. С другой стороны, за независимость боролись «пригороды» – например, Ладога и Псков. Они управлялись посадниками, назначавшимися из Новгорода. Однако общинам хотелось большей свободы и независимости. Поэтому уже в XIII веке мы видим, что Псков нет-нет да и получает собственных князей. Пускай это всего лишь полководцы; перед нами – первый шаг к обособлению.

Ситуацию осложняли внешнеполитические события. Когда окреп Псков, уже началась борьба за Прибалтику с немцами.

В 1207 году между орденом меченосцев и архиепископом Рижским возник первый конфликт. Рыцари претендовали на часть захваченных земель, то есть стремились обособиться как обычные феодалы. После некоторых споров и при посредничестве папы римского был произведен раздел Ливонии. По разделу Братья Меча получили земли ливов и южную часть Латгалии. Это были пограничные с русскими земли, и рыцари с энтузиазмом начали войну на границах. Цель провозглашалась благородная: окрестить варваров…

Псковская община контролировала другую часть Латгалии – обширную область Талаву к северу от Риги; эта область мешала немцам проникать в Эстонию, ибо находилась у них на пути. Во главе Талавы стоял старейшина Талибальд, или Таливалдис. Возможно, он не обладал даже княжеским титулом. К востоку находилась еще одна латгальская область, Атзеле, которую псковичи звали Чудь Очела и также считали своей данницей. Местные балты ладили с псковичами и даже принимали православие, что автоматически делало их своими, русскими. Пришельцы-рыцари какое-то время не трогали эти области, а пытались обходить стороной, что продолжалось, впрочем, недолго.

Уладив внутренние дела и получив гарантии на собственность еще не захваченных прибалтийских земель, меченосцы приступили к завоеваниям. На эстонской сцене появился новый деятель – монах-воин Бертольд, которого местные рыцари выбрали комтуром, то есть командором. Они захватили деревянную крепость племени вендов, назвали ее Венден и перестроили в мощный замок. С тех пор она стала опорой для завоеваний рыцарей в Ливонии. Пройдет время, и Венден сделается столицей Ливонского ордена.

Бертольд придрался к тому, что часть латгалов страдает от набегов эстов из области Унгавния. Собственно, это были даже не набеги, а деревенская вражда с драками, но для Бертольда последний факт значения не имел. Ему требовался повод. Предприимчивый комтур выступил в роли защитника обездоленных, а вот русские сделать этого не смогли. Бертольд собрал немецкий отряд, присоединил к нему вспомогательные части латгалов (летов) и начал завоевание Эстонии. В 1209 году немцы дошли до эстонского замка Оденпе – Медвежья Голова.

Активность Бертольда напугала даже епископа Риги Альберта фон Буксгевдена. Епископ знал, что эсты находятся в зависимости от Господина Великого Новгорода, и опасался получить нового врага. Состоялись переговоры, на которых стороны заключили мир и демаркировали границы. Эта тактика усыпила бдительность северных русских общин, которые больше занимались выяснением отношений между собой, чем расширением границ и противостоянием немцам. То есть на первом этапе борьбы за Балтику мы видим такую же беспечность со стороны новгородцев и псковичей, как прежде – со стороны Владимира Полоцкого. Русичи сперва дали врагу закрепиться, а уж потом начали борьбу, но немцы оказались столь сильны, что нашим предкам пришлось обороняться, а не атаковать. А ведь если бы люди, принимавшие решения, не вынашивали свои «хитрые планы», а действовали решительно, всё могло быть иначе. Можно сколь угодно ссылаться на обстоятельства, сложность ситуации, оправдывать бездарных политиков, но факты говорят о другом. Когда Александр Невский собрал дружину и обрел волю к сопротивлению, он остановил натиск шведов и немцев, увенчав свои кампании двумя победами – на Неве и на Чудском озере. Когда герой нашей книги – Довмонт – сделался псковским князем, он бил немцев, как хотел. Следовательно, дело не в недостатке сил и не в сложной политической ситуации. Дело – в наличии воли к сопротивлению. Либо она есть, либо нет. Не заметить врага всегда проще, чем совершить усилие и выйти на бой. Не все наши предки смогли совершить такое усилие. За эту недальновидность пришлось расплатиться десятками тысяч жизней и утратой земель. Но, к счастью, поражения были не окончательными.