Князь Барбашев - [97]

Он ещё раз оглядел своих воинов и вытер вспотевшее даже под тонкой рубахой тело мокрым платом.

А ещё он разжился в местечке книгами. Да-да, самыми обычными такими книгами - сшитые рукописные листы в кожаном переплёте. Правда, писаны они были латиницей, но Андрей прихватизировал их всё равно, лишь оглядевшись - не видит ли кто. Дураков вокруг хватает, а у церкви к таким вещам свой бзик. Ну а ему оно надо? Потом разберёмся, окажутся церковным бредом - выкинем, а если что путное, то переведём да почитаем. Да и вообще, пора бы уже свою библиотеку заводить. Тут княжич хмыкнул своим же мыслям. Потом, всё это потом, а пока пламя большой войны в очередной раз неудержимо расползалось по литовским землям...

И вновь могучее государство не сразу отреагировало на угрозу. Уже месяц как восточные пределы его выжигались и безлюдились поместной конницей и отрядами служилых татар, а литвины всё никак не могли раскачаться. 1 сентября король польский и великий князь литовский в письме к краковскому епископу даже жаловался что "литовцы из страха, паники, похоже, неспособны защитить себя своими силами". Ну а что ему ещё оставалось делать? У короля не было сил помочь своим подданным. Ведь шляхта, как могла, противилась созданию королевской армии, справедливо полагая, что тогда её вольностям, вырванным у былых королей всеми правдами и неправдами, придёт северный пушной зверёк. Да и с деньгами в казне был полный напряг. Когда четыре года назад Андрей Косцелеский принял уряд польского подскарбия, то в кассе насчитали всего 61 злотый! Что можно было сделать с такими финансами? Да ничего. Не лучше положение было и в Литве. Казну по своему усмотрению растащили паны рады (для примера, в 1532 году, аккурат перед очередной войной с Московией в казне ВКЛ великий князь Сигизмунд не обнаружил "ни гроша"). Где уж тут воевать!

Однако не всё ещё прогнило в литовском государстве, и армия для отпора вторгшемуся врагу потихоньку собиралась возле столицы. И собирал её опытный и умелый воин, гетман князь Константин Иванович Острожский. И пусть шляхта в большинстве своём воевать не хотела, но враг-то об этом не знал. А потому полетела по стране весть, что собрали войск уже сорок тысяч и вот-вот пойдут бить супостата. Князь справедливо полагал, что рано или поздно, но весть эта достигнет московитов и заставит их серьёзно отнестись к "угрозе".

Ну а чтобы веры слухам было больше, отправил крупные отряды всадников ловить и уничтожать мелкие группы шкодничившей в округе поместной и татарской конницы.

Когда же стало ясно, что большего собрать не получиться (финансовые средства для найма наёмников ещё не были собраны, а хоругви ополчения пришли только из центральных поветов, остальные на службу просто "забили") князь в конце сентября всё же покинул окрестности Вильно, и двинулся навстречу врагу, имея под рукой воинов во много раз меньше растрезвоненных сорока тысяч...

Наступал октябрь, месяц дождей, резких холодных ветров и неожиданно выпадающих тихих, тёплых дней, когда на ещё вроде зелёной траве уже собирается ковёр из опавших жёлтых листьев, а от земли обманчиво пахнет по-весеннему. К этому времени давно должны быть убраны хлеба, спеты дожиночные песни и потому с особой укоризной смотрелись встречавшиеся на пути заброшенные поля с неубранной и осыпавшейся рожью. Они словно кричали проходившим мимо воинам, что земле нужна не война и разор, а мир и тяжкий труд пахаря. И воины с грустью смотрели на погибший урожай, но виновными себя в том не считали, словно это не они жгли тут деревни и угоняли трудников крестьян.

Эх, и хорошо же они погуляли, но, кажется, пора и честь знать. Андрей, в который раз оглядев немерено разросшийся обоз и нескончаемую вереницу пленников, со вздохом понял, что да, пора возвращаться к основному лагерю, под Полоцк. Иначе скоро сотня окончательно превратиться в неповоротливый и малоуправляемый табор. Да и время сбора, установленное большим воеводой, потихоньку подходило. А тут ещё и пятая точка вдруг принялась вопить о неприятностях. А этому органу он давно привык доверять, ибо не раз ещё в той жизни замечено было: просто так она вопить не будет. Так что, по всему выходит, что пора возвращаться.

И вот надо же было такому сложиться, что, едва только сотня повернула назад, как до них дошли новости о появившихся в округе литвинах. Известие это принесли чужие усталые воины на загнанных лошадях, которые буквально вывалились на ушедший далеко вперёд головной дозор, и, не признав своих, чуть сходу не порубали не ожидавших такого поворота дел ратников. Наверно только чудо тогда уберегло от кровопролития, но, слава богу, всё обошлось и вскоре осунувшиеся от долгой скачки беглецы предстали пред очи молодого головы.

Оказалось, что это были помещики из такого-же загонного отряда, только действовавшие чуть южнее. Два дня назад на них, ничего подобного не ожидавших, вдруг наскочил литовский полк и в жестокой рубке наголову разбил поместных, убив или пленив большинство из них, и лишь немногим удалось утечь с места схватки. Вот с такими-то беглецами и повстречались воины Андрея. Что ж, это следовало ожидать. Всему когда-то приходит конец. Второй год они безнаказанно грабили чужую землю. Многие позволили себе расслабиться, и ныне за это вынуждены были заплатить самую высокую цену. Впрочем, какая это война, если самый страшный враг - баба с вилами, да мужик с дрекольем. А бездействие расхолаживает. Вот и промухали поместные, хотя слухи о том, что литвины-таки собрали большую армию (ну в сорок-то тысяч Андрей, основываясь на послезнании, не верил, но что-то видимо собрали точно) докатились и до полоцких земель.