Князь Барбашев - [182]

- Увлекаетесь языческими богами?

- Ныне это входит в моду.

- Да уж, боги Греции и Рима вновь возвращаются в Европу. Ну а над вашими словами я подумаю. Бумажные мастера ведь ныне в цене.

- Главное, чтобы цена не была заоблачной.

- Хм, а как долго вы ещё намерены простоять в Любеке?

- Достаточно, чтобы не попасть на осенние шторма.

- Тогда, думаю, вопрос вполне решаем.

Андрей знал, о чём говорил. Времена пергамента и бересты постепенно уходили в прошлое. Возросший документооборот требовал относительно дешёвый писчий материал, и таким давно стала бумага. Вот только своё производство на Руси как всегда развивать не стали и пользовались исключительно привозной. В 14-м - начале 15-го века использовалась в основном бумага итальянского производства, в 15-м веке - французская, а в 16-м - немецкая и польская. И лишь Иван Грозный захочет изменить эту тенденцию. А ведь при всей своей дешевизне, бумага приносила неплохой доход. Привозили её стопами, которые содержали 480 листов. Но в розницу продавали уже дестями. А каждая десть содержала 24 листа. То есть в одной стопе было 20 дестей. Стоила десть на русском рынке 3 деньги, хотя временами прыгала и до 6. Вот только в той же Франции она была в два раза дешевле. И получается, что каждая стопа бумаги с учётом транспортных и других побочных расходов приносила не меньше 40-50% доходности. А ведь везли её сотнями стоп. И с учётом, что цена на бумагу ещё вырастет, это было поистине золотое дно! Конечно, государева казна, дворцы и приказы закупали бумагу не как все, у скупщиков из числа русских купцов, а напрямую у иностранцев, но всё одно, закупала. Потому как взять больше неоткуда.

Вот, обдумав всё это, и решился Андрей подхлестнуть развитие и в этой области. Как и в случае книгопечатания, зачем ждать времена Ивана Грозного, если можно сделать сейчас и стать поставщиком двора? Поначалу он надеялся найти мастеров в соседней Литве, но, как оказалось, Великое княжество Литовское тоже ещё не дошло до своей бумажной промышленности, и пользовалась исключительно привозной бумагой (ну не знал он, что первую бумажную мельницу литвины сообразят лишь в 1524 году). Вот и пришлось искать мастера на чужбине. И если Мюлих поможет, то это значительно облегчит задачу, ну а если нет, что ж, не только на него одного полагались. Но своя бумага была нужна и нужна в больших количествах.

А вообще поход в гости прошёл конструктивно. Кроме цинковой посуды, князь неплохо закупился такими нужными вещами, как сера и селитра. Как говорится, пороховая мякоть хорошо, а гранулированный порох значительно лучше. Андрей процедуру знал, причём на этот раз не только теоретически. И зимой смог даже повторить сей подвиг, обучая двоих отроков, которым и предстояло стать зелейными мастерами его вотчины. Нового пороха сделали немного, но Андрею для сравнительной стрельбы хватило. Теперь вот в Бережичах ладили зелейный амбар на другом берегу Жиздры. Потому как полностью гарантировать безопасное производство Андрей не мог, и, как умел, спасал деревню от катастрофы.

Кстати, ввиду ахового положения с удобрениями, идею селитряных ям пришлось рубить на корню. Порох порохом, но продуктовая безопасность вотчины всё же стояла на первом месте. Вернуться к ним придётся, это не вопрос, но уже на полностью "научном подходе", то есть на том сырье, что будет оставаться сверх того, что на поля нужно. Ну а пока потребности в порохе придётся удовлетворять по старинке, закупками.

Что Андрея удивило, так это то, что Мюлих действительно помог. Братья и вправду никак на поставку бумаги на Русь завязаны не были, зато имели свои интересы в Нюрнберге, родине бумажной промышленности Германии. Вот и появился с его помощью на краере новый пассажир, привлечённый обещанием неплохих заработков в далёкой Русии. Контракт с ним оформили стандартно, на три года с условием обучения местных умельцев. Вот только остро вставал вопрос: где ставить производство? В Москве не хотелось (слишком быстро узнают истинную стоимость создаваемой им бумаги, а он-то хотел хоть пару лет посидеть на монополии и поснимать сливки), в Бережичах и так всё уже забито под швах, а камская вотчина уж слишком далеко и не обустроена. Похоже, пришло время прикупить новых земелек.

Тут Андрей непроизвольно хрюкнул. Куча знатных людей, служа государю не за страх, а за совесть, еле сводили концы с концами, досуха выдаивая скромные вотчинки. А он тут о покупке новых думает. Хотя ещё шесть лет назад, едва появившись тут, был по статусу ничем не лучше тех же Шуморовских. И ведь не скажешь, что братья глупее его. Просто его взгляд на то, где и как можно получить деньги сильно отличается от их. Тут, правда, вставала другая проблема: как бы не превратиться в адепта золотого тельца. Он видел таких дельцов в иной реальности. Ощущение своей избранности, своей сверуспешности, представление, что вот они подняли бабло, и теперь могут учить жизни всех остальных так и пёрло из них через край. Они истинно верили, что ничего, кроме умения наварить денег, людям не нужно. А любое другое знание не просто лишнее, а даже вредно. И в этом была главная опасность. Незаметно, он мог скатиться до их уровня и тогда всем его прогрессивным мыслям придёт конец. Считая, что схватил бога за бороду, он будет мерить всё, как и они, лишь одним критерием: критерием денег. Деньги для него станут целью и смыслом. Я имею больше - значить я лучше. Вы не смогли - вы хуже. Это была самая настоящая прелесть с точки зрения православного человека, и не каждый мог с ней совладать. Одно радовало: раз он способен думать об этом, значить ещё не всё так плохо. Главное почаще напоминать себе, что деньги это не цель, а средство, и к власти он стремится не ради власти, а ради большой цели.