Князь Барбашев-2 - [77]

Ведь кто сказал, что на Руси не любили читать? Пишущий человек, человек с книгой — эти очень распространенные сюжеты в древнерусской живописи говорят как бы сами за себя. Другой вопрос, что цены на книги кусались, и кусались прилично. Три-четыре рубля — для подавляющего большинства целый годовой доход. Где уж тут на книгу разорится. А тут на рынок поступают издания, чья цена не превышает 50 новгородок. Апостол, Четвероевангелие, Триодь, Псалтырь перемежаются повестями и учебниками. Особо дёшево стоит «Азбука» — всего-то три новгородки.

Вообще цена на книги устанавливалась исходя из себестоимости, половину которой составляла стоимость бумаги и около трети — стоимость рабочей силы. Наценку делали божескую, хотя перебить их цену ныне всё одно не мог никто, кроме, разве что, митрополичьей типографии. Но она была и так завалена заказами под завязку. Церквей и монастырей на Руси не одна тысяча насчитывалось.

Ещё на цену книг оказывали влияние такие факторы, как наличие переплета и иллюстраций, формат книги и её тематика. Светские, к удивлению Андрея, стоили дешевле богослужебных. Ну а дороже всего ценились летописи и хронографы. Самый свежий хронограф (1512 года) был приобретён Андреем по божеской цене в десять рублей, а сто отпечатанных экземпляров продали по рублю и ведь разошлись все! Покупателями книг были представители разных сословий. И каждому находился товар по его достатку. За лето книжные лавки в большинстве своём пустели, и продавцы с нетерпением ожидали нового подвоза. Потому зимой по санному пути от Княжгородка снаряжались обозы, груженные осиновыми коробами с упакованными в них книгами. Груз сопровождали специально выделенные люди. И везли они книги в Москву, Ярославль, Псков и Новгород. Спрос же в остальных городах пока только изучался, да и без расширения печатных станов охватить всё было пока просто нереально. Но процесс развития книжного рынка на Руси зашагал семимильными шагами, отчего сильно возросла потребность в бумажной мануфактуре. И потому в вотчину к Феденьке пришлось посылать нанятую ватагу рабочих, дабы начать расширять устроенное у него производство, и отроков, чтобы расширять штат бумажных умельцев.

* * *

В общем, если проблему загрузки типографских мощностей худо-бедно решили, то проблему с преподавателями даже полоцко-витебский полон полностью не снял. Всех их уже успели загрузить до предела, а новых взять было уже неоткуда. Если только опять не взять у соседей на саблю какой-нибудь очередной городок, и желательно побольше и побогаче!

Но особо остро чувствовалась нехватка преподавателей иностранных языков. Перешерстив всех доступных иноземцев, смогли отыскать обучителей лишь для немецкого (из-за связей на Балтике), латинского (спасибо Истоме Малому и Дмитрию Герасимову), английского и шотландского (отыскался на Москве давно осевший на Руси шотландец, что прибыл послужить наёмником ещё в далёком 1504 году) и, вот не поверите, фарси. Последний появился в школе благодаря лишь счастливому стечению обстоятельств.

А было дело так.

Ежегодно заготовленную соль по весне грузили на барки и сплавляли сначала вниз по Каме, а потом вверх по Волге до самого Нижнего Новгорода, отдавая по пути существенную мзду таможенникам Казанского ханства (что, как вы понимаете, лишь сильнее настраивало Андрея на решение казанского вопроса). Вот только в последнее время на Волге стал сильно пошаливать разный разбойный люд. Так что пришлось для охраны соляного каравана построить несколько стругов, вооружённых небольшими пушками местного производства, установленных на вертлюгах. Эти струги, с усиленной командой, занимались одновременно и охраной и разведкой пути. И так получилось, что у места впадения Камы в Волгу ушедший вперёд головной струг неожиданно оказался свидетелем нападения речных разбойников на небольшой, всего в три судна, купеческий караван, с трудом поднимавшийся вверх по Волге.

Река здесь, ещё не затопленная водохранилищем, разделялась на три протока и образовывала три острова, так что мест, где спрятаться, у разбойничков было много, а высоченная вершина на правом берегу Волги прямо напротив камского устья была словно природой создана как великолепнейший наблюдательный пункт.

Командир струга — оказавшийся лихим любителем пострелять — недолго думая решил вмешаться в разгорающийся бой, чем разом спутал ребяткам на лодках весь расклад. Впрочем купцы и без того умудрились показать непрошенным гостям, что они прекрасно знают, с какого места за саблю берутся. Вот только лодок было много, а от берега отчаливали ещё новые, так что шансов отбиться без посторонней помощи у купцов не было. Но струг, паливший во все стороны каменной картечью и таранивший утлые судёнышки окованным форштевнем, весьма эффектно сначала уравнял шансы, а потом и изменил их в пользу защищавшихся. Оказавшиеся в воде разбойнички были бессильны что-нибудь сделать, и даже наоборот, им пришлось приложить немало сил, чтобы добраться до спасительного берега и избежать вылавливающей сети, а обстрел из луков со стороны тех, кто не успел сесть в лодки, был не сильно эффективен, хотя опасаться его всё же стоило. Но, как бы там ни было, а совместными усилиями разбойничков заставили ретироваться, а кому не повезло, связали и побросали в небольшой трюм, где им пришлось на себе узнать, что значит выражение: «как сельди в бочке». Ведь как же без пленных-то. Надо и самим вызнать, где ребятки прячутся, да и казанским властям будет что предъявить. В общем, не ждало ребятушек ничего хорошего.