Князь Барбашев-2 - [52]

Нанятая артель споро вырыла по периметру будущего храма рвы и подготовила камни, известь, раствор и другие строительные материалы, необходимые для закладки. А каменотёсы выточили специальный камень, имеющий четырёхугольную форму с изображением креста. Оставалось лишь покончить с формальностями. Ведь, как известно, основание и построение храма может совершаться только правящим архиереем или посланным от него священником. Виновный же в сооружении церкви без благословения епископа будет подвергнут наказанию как презирающий епископскую власть. А оно ему надо?

Сам обряд начался с утра крёстным ходом. Во главе, сразу за диаконами с кадильницами степенно шествовал посланный новгородским архиепископом священник, облачённый в епитрахиль и фелонь. За ним, в многолюдном окружении шагал и Андрей со своими послужильцами, разодевшийся по такому поводу в дорогие одёжки. Клирошане громко распевали литийные стихиры, люди радостно подпевали и молились. Для местных это был настоящий праздник, на котором Андрей чувствовал себя чужим. Потому как за все эти годы так и не впустил в себя вот это искреннее верование. Для него все эти обряды и таинства так и остались синекурой. Непонятной, но нужной, дабы не сильно выделяться из толпы.

— Основывается церковь сия во славу Великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, в честь и память Иоанна Нового, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь, — громко произнёс священник, укладывая закладной камень.

Потом было кропление основания церкви с четырёх сторон, начиная с северной, против солнца с пением псалмов и чтением особой молитвы, пение перед водружённым крестом, лицом к востоку, молитвы призывания Святого Духа и коленопреклонённое: «Хвалим Тя, Господи Боже Сил…». Часы летели незаметно, и когда обряд был всё же закончен, Андрей даже не сразу поверил этому. Всё ждал, что церковники ещё что-то удумают. Но нет, церковь Иоанна Сочавского была наконец-то заложена, и через год ожидалось её освящение и первая служба.

Напоследок, князь решил вновь посетить старых знакомцев, набравших за последние годы ещё большую силу. Ныне «староста купеческий» Василий Никитич Тараканов по слову государя вёл суды совместно с наместниками и четырьмя целовальниками, менявшимися ежемесячно, дабы наместники новгородские судили по правде, а не «по мзде». Да и торговые дела у них шли куда лучше. Отчего они, сами того не подозревая, стали для Андрея этакими агентами влияния, поддерживая среди торговых людей мысль о развитии русского мореходства и необходимости обустройства нормального порта на Балтийском море, дабы плавать по всем государствам со своими товарами, да на своих кораблях.

Купцы гостя встречали на крыльце, с почётом. В трапезной слуги уже накрывали стол. Поскольку день выдался постный, то выставляли лишь безмясные явства — сельди, уху, белорыбицу свежую в рассоле, грибы, пироги кислые, кисели с маковым молоком, лапшу гороховую да оладьи. К делам, как всегда, перешли после сытного обеда.

— Тут такое дело, господа купцы, что надумалось мне развернуть ко всему ещё и Северную компанию. Дабы из славных Холмогор беспошлинно в ту же Европу товар возить. Да грумаландский ход развивать, да в Лукоморье дорогу проторить. А беседую я с вами потому как слыхал, что и вы на те места глаз положили. Ну, так чтоб не шкодили, да проторы друг другу не чинили, решил вот поговорить. Чай на Балтике друг дружке ножки не топчем, а уж на тех просторах и вовсе жить в дружбе надобно. Да помогать, коли в нужду кто попадёт. Как, купцы, сговоримся полюбовно?

Разумеется, Таракановы на предложение были согласны, обещали помочь князеву человеку на первых порах. Потом разговор зашёл о торговле, о потерях от гданьских каперов, да о прошлых предложениях Андрея по координации заморской торговли. Дело пусть и со скрипом, но продвигалось: хоть и привыкли каждый сам цену выставлять, а разумное зерно в том предложении рассмотрели. Так что купеческой гильдии скорее всего быть. И это не могло не радовать, хотя сроки и напрягали. Ну что поделать, не любили в эти времена спешить.

Вечером, когда изрядно захмелевший князь покинул купеческое подворье, братья крепко задумались.

— Я ничего не понимаю, — видеть полную растерянность на лице Василия Тараканова было дано не каждому. — Мы же всех слуг перешерстили не по разу. И что? Стоило только поговорить о том, чтобы Петька поехал в Холмогоры, как тут же заявляется в гости он и говорит, мол, давайте вместях всё делать. Кто? Кто та птичка, что поёт в чужие уши?!

— Того не ведаю, брат, — Владимир одним махом опустошил кубок. — Но могу сказать одно: от сотрудничества с князем мы ещё ни разу не прогадали.

— Так и я не против, но хочу знать, что не всё сказанное в этом доме станет достоянием чужих ушей. Узнаю кто, запорю на конюшне.

Интересно, сильно бы удивился Василий Никитович, если б узнал, что так «удачно» Андрей подгадал чисто случайно. Просто он читал когда-то у того же Зимина, что Таракановы интересовались не только Балтикой и что младший из них — Пётр Никитич — вёл свою деятельность аккурат в Холмогорах и на побережье Белого моря. Вот только когда он туда отправился, Андрей не знал, а поскольку его человек уже этой зимой выезжал в этот северный порт, то просто решил подстраховаться.