Князь Барбашев-2 - [195]

* * *

На думское сидение князь направился верхом, хотя расстояние от двора до дворца было небольшим, а заснеженная дорога была хорошо утоптана. Но понты, они превыше всего!

Соскочив с коня, он быстрым шагом взошел на крыльцо, где уже ютились жильцы и царедворцы из малоимущих. В глазах некоторых он явственно читал глухое небрежение старых московских родовичей, что неумелыми деяниями предков свергнуты были с горних высей и уступили места в думе таким вот выскочкам. И что толку, что рода Андрей куда знатнее многих и многих из них. Но, виновен тем, что взлетел, ведь не предки, совершившие глупость, и не они сами виновны в нынешнем положении, а вот такие вот понаехавшие…

Мысленно плюнув на подобные взгляды, Андрей гордо прошествовал в двери, предупредительно распахнутые слугами, без которых ныне никуда и не ездил. И уже в коридоре, почти пустом, бросил ферязь и перевязь с саблей в руки одного, и накинул на рубаху тяжёлую шубу, что подарил когда-то государь. Честь честью, а париться он предпочитал в бане. Потому и вместо шапки предпочитал мягкую тафью, в чём, впрочем, был в думе не одинок.

В Грановитой палате было уже людно. Дума собиралась большая. На которую приехали все, даже с таких отдалённых земель, как овловское наместничество.

На почетном месте в Думе сидел нынче Александр Владимирович Ростовский. А потом, по чину и месту рассаживались остальные. Бояре Иван Михайлович князь Репня-Оболенский, Василий Васильевич Немой князь Шуйский, Михаил Данилович князь Щенятьев, Борис Иванович князь Горбатый-Шуйский, Дмитрий Владимирович князь Ростовский, Дмитрий Фёдорович князь Бельский и Семён Иванович Воронцов. Боярин Челядин-Давыдов, который в знак особого расположения государей в летописях и разрядных книгах писался только по имени отчеству, к сожалению, ныне болел и больше думал о схиме, чем о делах и его место в Думе занял возведённый в боярское достоинство за рязанское дело Иван Васильевич князь Хабар-Симский.

Следом за боярами рассаживались уже окольничие: Иван Григорьевич Морозов, Андрей Васильевич Сабуров, Константин Григорьевич Заболоцкий, Пётр Яковлевич Захарьин, Михаил Васильевич Тучков, Андрей Никитович Бутурлин, Василий Яковлевич Захарьин, Иван Константинович Сабуров и Михаил Юрьевич Захарьин, занявший место умершего Ивана Андреевича Жулебина. Вот среди них и занял своё место Андрей. Кстати, возведение на два года раньше в боярское достоинство Хабара-Симского вызвало приток молодых кадров и в рядах окольничьих. Ведь ныне союз с нестяжателями не распался, и влияние Думы не было уменьшено, как в иной истории. Хотя и принятие многих решений без совета с Думой, а «сам третей» Василием Ивановичем всё же происходило.

Так вот, кроме Андрея ныне в Думу вошёл и постельничий покойного государя Карпов Фёдор Иванович, занявший место ушедшего из жизни Константина Фёдоровича князя Ушатого. Утративший княжеский титул потомок князей Фоминских ныне официально стал окольничьим, хотя, по идее, должен был понести наказание за пролюбленную Казань. Впрочем, что-то явно поменялось в истории. Ведь даже изгнанный в опалу за поражение от хана Василий Васильевич был вновь зван на Думу (хотя вот Воротынскому по-прежнему было велено сидеть в вотчине).

В общем, ныне в стенах московского дворца собирались люди, которые не раз уже решали судьбы страны. И, при всех своих расхожденьях и спорах, представляли собой единую семью зарождавшейся московской бюрократии, для которой иная, кроме московского князя власть была бы губительна. А потому нынче обошлись без привычных споров и местнических обид, понимая, что вершат не только отдельным походом, а, возможно, целым направлением, по которому придётся идти не один год. А ну как ошибёшься и что? Будет держава твоя таять, словно снег под солнцем, а сильные соседи рвать лакомые куски, как ныне разрывают Великое княжество Литовское, которое высоко вознеслось, да не смогло в тех высях удержаться.

Наконец в наполненную людьми палату неспешным, семенящим шагом в сопровождении рынд вошёл государь. Молча принял поясные поклоны вскочивших сановников и так же молча проследовал к трону, что стоял на высоком помосте, устланном коврами. С него хорошо была видна вся палата, а сам государь хорошо был виден всем.

Рынды с золотыми топориками на плечах неподвижно застыли за троном и у золоченых дверных косяков. Дети и внуки из знатных и богатых родов, они, таким образом, несли службу и учились, ведь некоторым из них, возможно, придётся, спустя годы, самим сесть вот так же в Думе и решать державные дела. А пока, гордо вскинув головы, они молча стояли, словно изваяния.

Думцы же, наоборот, высказывались один за другим, ибо время подумать у них было много. Ведь о чём решать будут было ясно и так: мир с Литвой и крымско-казанский вопрос.

По Литве ныне большинство было согласны на мир, всё же болезненный удар крымских налётчиков изрядно поубавил самомнения у многих. И ныне слова о малости порохового запаса да худости казны находили живой отклик во многих сердцах. Однако все сходились на том, что ни при каких условиях не стоит уступать литвинам ни пяди захваченной земли. Что с боя взято — то свято! А потому будущую границу проводили от Ливонии до Дриссы по левому берегу Двины, забирая себе несколько прибрежных вёрст, а потом по границам полоцкого и витебского воеводств, включая приснопамятную Оршу, а дальше по Днепру, включая правобережный Киев и далее по реке уже до самого моря. Последнее по подсказке Андрея предложил Шуйский и он же обосновал это тем, что оставшиеся южнее литвинские земли всё одно либо запустеют, либо попросятся под руку государя, потому как наиболее лёгкий путь для их снабжения это Днепр, а он будет в наших руках. Так почему бы сразу не заявить на них свои претензии? Тем более для борьбы с крымцами никак нельзя, чтобы литвины реку хоть где полностью перекрывали, как они Двину.