Князь Барбашев-2 - [184]

* * *

В большой комнате было чисто прибрано, а тёсовый пол застлан мягкими ткаными дорожками. Белый как снег холщовый рушник, расшитый по концам красными узорами, обрамлял иконный ряд в красном углу, на который привычно крестились входящие гости. От распахнутых настежь окон веяло сырой прохладой, зато в комнате от этого было не сильно жарко и очень светло.

Просторная горница довольно скоро наполнилась народом, прибывшим и из Ивангорода, и из Новгорода, и даже из Пскова (впрочем, последний представитель приехал по другому поводу, но задержался в Норовском из-за морового поветрия, охватившего Псков). Он же привез для князя и несколько посланий от дьяка Мунехина, всё так же заправлявшего в этом древнем городе, и старца Спасо-Елеазарова монастыря Филофея. Ага, того самого, который «Москва — третий Рим». Между прочим, он и в этой версии мира успел уже написать свои сочинения, по поводу которых и состоялось сначала заочное, а потом и очное знакомство князя с этим человеком. И с тех пор они часто обменивались письмами полными размышлений и обсуждений. Филофей оказался вовсе не таким, каким его описывали либерально озабоченные «борцы за права русского народа». Это был вполне благообразный пожилой мужчина, весьма начитанный по меркам шестнадцатого столетия и умеющий видеть и замечать нюансы там, где для многих всё было просто и обыденно. Кстати, к «Посланию о крестном знамении» ныне Филофей, принявший-таки, хотя и с оговорками, победу нестяжателей, готовил новый трактат, развивающий постулат Москвы как третьего Рима с учётом дерзких взглядов одного молодого князя.

Письмо же от Мисюря было больше деловым посланием. Умный дьяк давно понял, как свои местные делишки превратить в дополнительный денежный поток. Ведь Псков не был так разгромлен, как Новгород, сумев сохранить почти все старые связи с низовой Русью. И товарные потоки. Его выгодное положение и удобные водные пути по рекам и озёрам с выходом на Нарову, благоприятствовали развитию внешней торговли. Недаром ливонский Ревель был главным центром экспорта воска, закупаемого тут. В Псков же съезжались ливонские, датские и ганзейские купцы, привозя с собой сукно, полотна, драгоценные камни, золото, серебро, медь, олово, свинец, пергамент, вина и пряности. А увозили мед, воск, кожи, щетину, сало, рыбу, пеньку, топленое сало и, конечно же, лен — гордость торгового Пскова. Вот только цену давали хоть и хорошую, но куда худшую, чем можно было бы получить, если самому возить товар в их земли, даже с учётом стоимости перевозки. Но пока ходить за море было делом опасным, дьяк довольствовался и этим, однако теперь, когда один знакомый князь сумел проложить дорогу в самый центр Ганзы и доказать, что ходить туда так же безопасно, как и в Дерпт (ведь и на Чудском озере корабли тоже, бывало, гибли), то приложил все усилия, дабы направить основной товарный поток по новому направлению. Что предсказуемо вызвало ропот как псковичей, так и ливонцев, лишавшихся былых доходов. Зато для Компании предложения дьяка были весьма конкретны и выгодны.

* * *

В общем, людей в горнице набралось довольно много. А прибывший одним из последних ивангородский поп Игнатий степенно благословил собравшихся, после чего с удобством уселся на массивный стул с мягкой подушечкой на сиденье и резными подлокотниками, блаженно прищурившись и оглаживая ухоженную бородку. За те два года, что прошли с того момента, как он вступил в новое сообщество, его личный капитал многократно увеличился, а единственная небольшая буса, которой он тогда владел, ныне превратилась в большую трёхмачтовую лодью на шесть с половиной тысяч пудов грузоподъёмности, которая в этом году успешно сходила в далёкий Антроп. Так что священнослужителю было отчего радоваться жизни. Ну а грех стяжательства? Так богу — богово, а кесарю — кесарево: так ведь ещё господь завещал.

Само же собрание затянулось надолго.

Для начала обсудили последние плавания, и определились с необходимыми затратами, куда включили и покупку своего подворья в славном городе Антверпен. Благо, городские власти были, в основном, непротив. Город жил торговлей, его ярмарка, особенно после того, как герцог Брабантский предоставил право свободной торговли английским, венецианским и генуэзским купцам, была весьма популярным местом. А уж после того, как песок занёс гавань Брюгге, и почти все иностранные купеческие представительства переместились из старого ганзейского центра сюда, город за каких-то несколько лет из провинциального захолустья стал крупнейшим портом Северной Европы и ведущим торговым центром. И потому антверпенцы были рады всем, кто готов был тратить деньги в их городе, но купцам также было понятно, что для прочности своего положения неплохо было бы разжиться и какой-нибудь грамоткой от нынешнего герцога. Вот только попасть к нему на приём было весьма непросто, ведь нынче этот титул носил не кто иной, а сам император Священной Римской империи Карл V.

Впрочем, если городские власти готовы были за умеренное вознаграждение выделить место, то не воспользоваться этим предложением было большой глупостью: мало ли что взбредёт голландцам в голову после, да и цена на недвижимость тоже не стояла на месте. А потому Малой, ещё находясь там, на свой страх и риск начал процесс оформления и даже внёс кое-какую сумму из тех денег, что выручили за продажу русских товаров.