Князь Барбашев-2 - [181]

В общем, пришлось ему в зеркальном производстве вернуться к старому (для него) способу шлифовки, когда на один стеклянный лист клали другой, между ними насыпали мелкозернистый песок и начинали елозить одним листом по другому. Процесс этот был муторным и довольно долгим. К тому же имевшим ограничения по размеру. Да и после шлифовки получалось два листа матового стекла — песок не только срезал все неровности, но и делал стеклянную поверхность шероховатой. Так что нужно было их для начала отполировать.

Потому и елозили рабочие по будущему зеркалу несколько суток, деревянным бруском с приклеенным к нему кусками войлока или кожи и используя в качестве абразива мельчайший песок или золу, приводя его в нужный вид. При этом не обходилось и без стеклобоя, хотя рабочие и старались быть осторожными.

Правда, сейчас там пытались механизировать этот процесс, используя в качестве примера полировальный станок для доспехов, приобретённый в Любеке по случаю. В конце концов, водяной привод менее прихотлив, чем человек. Но пока что больших подвижек в этом направлении не было.

Но даже не трудоёмкось шлифовки и полировки было главным. Нет! Потому что зеркало — это не только отполированное стекло. Для правильной работы ему требовалось нанесение зеркальной пленки. А для этого в эти времена использовали амальгамму — сплав олова с ртутью. С ртутью! Мало того, что такие зеркала были тусклыми, так и сама по себе работа с этим недометаллом была вещью опасной. Да, после нанесения на поверхность будущего зеркала ртуть отгонялась нагревом, и на стекле никакой ртути не оставалось. Но при этом она заполняла собой помещение мастерской в виде паров. А пары ртути — это и есть самое опасное. Так что производство зеркал получалось весьма вредным для здоровья.

Впрочем, кое-что Андрей в этой технологии заменил. Вместо олова в амальгамме стали использовать серебро, отчего после отгонки ртути на стекле оставался слой серебра, что делало зеркала куда более яркими. Но ртутная проблема никуда не делась, так что приходилось бороться с нею всеми доступными методами безопасности. Зато цены на зеркала в Европе радовали тем, что все предыдущие затраты можно было покрыть за одно плавание.

И это только одно направление. А сколько их было ещё?

* * *

Допустим, сельское хозяйство, подхваченное женой, наконец-то, наладилось. За десять лет были подобраны наиболее лучшие сочетания трав и последовательность их посадки, разработана технология удабривания и посева, отчего в последние пару лет позволило получить стабильный урожай в сам-6. Не то чтобы невиданный, но такие урожаи были доступны лишь в лучшие годы, а так, согласно писцовым книгам, средний урожай на пашне составлял сам-3. И будет таким ещё долго. Что уж говорить, если даже в 18 веке, когда уже достаточно широко применялся в качестве удобрения навоз, средний урожай на пашне оставался всё те же сам-3, а на паре — сам-6.

В южных черноземных районах урожайность была в два-три раза выше благодаря плодородию земли. Поэтому русские люди издавна с тоской глядели на юг и юго-восток. Однако там, на границе степей, свистели татарские стрелы и в погоне за хорошей землей легко можно было угодить в плен к «поганым». Вот и сидел горемыка крестьянин на своем окско-волжском суглинке, вымаливая у Бога погожие дни.

Урожай «сам-три» позволял ему свести концы с концами. Но если по каким-то причинам (капризы погоды, вредители полей, болезни растений или что иное) урожайность падала значительно ниже этой черты, в дом стучалась беда. А потому крестьянство, в массе своей не склонное к экспериментам, тем не менее всегда было готово взять на вооружение тот способ, что позволит снимать больше урожая и при этом уже успел зарекомендовать себя многолетней практикой. Так что не стоит удивляться тому, что по донесениям старост, в ближайших к его вотчинам сёлах уже нашлись те, кто пытался повторить опыт его землепользования, но серьёзной преградой для многих стали всё та же черезполосица и зарождающаяся община, не желавшая перекраивать землю. Хотя на отдалёных выселках и новинах получалось вполне недурно. Так что дело аграрной революции потихоньку вылезало из штанишек его вотчин, давая надежду на дополнительную устойчивость страны в будущем.

* * *

Однако, то же коневодство сильно затормозилось без хозяйского приклада. Как-то всё не находилось для него своего Ядрея. Хотя тяговооружённость княжеского поголовья и с теми результатами возросла неимоверно. Там, где другим требовалось от четырёх до шести лошадок, княжеским людям хватало пары тяжеловозов. И поголовье их постоянно росло, но как-то медленно. А к хорошей строевой лошади он даже ещё и не приступал. И так было по многим направлениям.

Вот и выходило, что колонизацией нужно было либо заниматься самому, в ущерб иным делам, либо искать того, кто потянет это дело. Этакого своего Шамплена. Тут, впрочем, у него кандидаты были, но вопрос этот нужно было ещё не раз хорошенько обдумать, благо запас времени у него ещё был.

Допив кофе, князь, по заведённой много лет назад привычке, потянулся за тетрадью, чтобы оформить пролетевшие мысли тезисно на бумаге, дабы не забыть чего-то важного в серой повседневности будней.