Князь Барбашев-2 - [150]

Сам же обратный путь вышел куда легче, чем путь сюда. Не было отупляющих штилей, а Немецкое море с попутным и крепким ветром пробежали и вовсе быстро. И ни одного шторма! При тихом ветре прошли Зунд и вновь оказались в столице Дании, где распрощались с нанятыми на поход датскими людьми и перераспределили груз, отдав часть приказчику компании и продав захваченные когги. Датские власти, враждебные Ганзе, легко закрыли глаза на видовую принадлежность призов, а местные купцы и вовсе, довольные низкой ценой, никаких вопросов не задавали. В общем, типичное все всё понимают и всех всё устраивает.

Через Балтийское море шли с попутным крепким ветром. Предвкушение скорого возвращения расслабило команды и это чуть не стало причиной трагедии. На траверсе острова Эланд на них обрушился страшный шквал. Сначала на горизонте показалась тучка, на которую не обратили никакого внимания, хотя внезапные балтийские шквалы были известны всем на борту. Вот и сейчас тучка вдруг как-то быстро наползла на полнеба, море закипело и под напором резко окрепшего ветра паруса страшно надулись. От неожиданного порыва «Новик» упал на бок так быстро, что никто не смог удержаться на ногах. Тимка, на которого навалился довольно-таки упитанный мореход, явственно услышал, как затрещали его кости. К счастью, угла заката шхуна всё же не достигла, а шквал быстро промчался дальше, оставив русские корабли покачиваться на поверхности моря целыми, но потрёпанными. Наскоро устранив полученные неисправности, они продолжили прерванный непогодой путь и вскоре вошли в узкий и мелководный Финский залив.

* * *

К устью Наровы подходили с опаской. Фарватер здесь был узок и времени на маневр давал мало, чуть зазевался и добро пожаловать на мелководье! Но, слава богу, в родную гавань заходить ещё не разучились.

Тимка, стоя на баке, словно по-новому взглянул на берег отчизны. А ведь сильно изменилось Норовское за эти годы. Ныне не только в затоне оборудованы были пирсы. На сваях, глубоко вбитых в грунт, уходили прямо в море до приемлемых глубин новые вымолы, возле которых швартовались теперь иноземные когги да каравеллы. А дальше от устья строилось и вовсе нечто ранее невиданное: каменная пристань. Строилась, разумеется, для компании и под руководством дьяков компании. И это лишний раз доказывало, что Компания пришла на море основательно и навсегда.

Шхуна с лёгким стуком ткнулась в вымол, спружинив на пеньковых кранцах и тут же была сноровисто притянута обратно и надёжно привязана крепкими канатами. На набережную из Таможенной избы, извещённый стражами, вышел дьяк, а с борта шхуны на пирс подали сходню. Всё, поход был окончен, хотя для экипажа работы было ещё много. Однако командир покинул корабль сразу после визита таможни. Ему нужно было посетить норовское отделение компании, чтобы передать заранее подготовленный отчёт. Всё же первое плавание в океан прошло успешно, а экипажи кораблей, и особенно штурманы, получили бесценный опыт. А заодно требовалось узнать, не оставлял ли князь для него поручений, ну и выяснить, как тут, всё ли в порядке, ведь прошло немало времени, как они покинули Русь.

А на Руси и вправду за этот год случилось много чего….

* * *

Всё началось в Казани. Или всё же в Крыму? Нет, всё же в Казани, где в апреле 1519 года был посажен на престол царевич Шах-Али. Сторонники мира с Москвой и примкнувший к ним казанский муфтий Абдурашид могли торжествовать. Но, увы, эйфория длилась недолго и очень скоро Шах-Али начал вызвать среди казанцев чувство недовольства, поскольку они воочию увидели, что фактическим правителем ханства стал не он, а московский воевода, неотлучно находившийся при хане, и что интересы своего сюзерена юный хан ставил выше местных. Особо ярко это высветилось, когда он позволил урусам поставить свои крепости на казанской земле. И ладно бы там городок на далёкой Суре, но крепость, воздвигнутая на Свияге, почитай под боком у столицы, это было уже чересчур. Казанцы ведь прекрасно поняли, для чего сооружается этот форпост западного соседа посреди ханских земель.

Поначалу положение спасало то, что казанские феодалы не были едины в своём составе, давно создав при троне конкурирующие друг с другом партии. Одну из них, так называемую восточную, составили пришлые из Крыма и ногаев, которые еще не забыли прошлые традиции кочевническо-грабительской жизни и кичились своим золотоордынским происхождением. Они первыми принялись исподволь увещевать Шах-Али порвать вассальные связи с Москвой и вернуться к золотоордынским порядкам по отношению к Руси. Но если покойный Мухаммед-Эмин умел искусно лавировать между дворцовыми группировками, то Шах-Али и пришедшие из Москвы чиновники оказались не столь гибки. И даже письма-наставления от государева ближника Шигоны не смогли изменить сложившегося положения дел. Фёдор Карпов просто отмахнулся от них, посчитав, что ему на месте виднее, а брат ближника Василий понял их по-своему и тем только ухудшил положение.

В Казани начались репрессии. Тех, кто посмел ослушаться юного хана, хватали, сажали в темницы или казнили как прилюдно, так и втайне. Однако террор желаемых результатов не дал. Слишком грубое, бесцеремонное и мелочное вмешательство русских «советников» во внутренние дела Казанского ханства и полное отсутствие всякого почтения к хану-марионетке окончательно вызвали у казанцев стойкое недовольство, а среди затаившейся элиты возник заговор, сразу же поддержаный крымским двором. Ведь крымскому хану самому хотелось подмять Астрахань с Казанью, а казанские мурзы во главе с огланом Сиди (первым сообразившим, куда дует ветер ханской политики, а потому затаившийся, из-за чего смог оказаться практически вне подозрений) согласились взамен на поддержку посадить на казанский трон ханского брата — Сагиб-Гирея.