Княгиня Ольга. Зимний престол - [22]

Хирдманы подняли первого из отроков, подтащили к дубу и накинули петлю на шею. Хельги подошел, крепче сжимая копье. Таким делом ему заниматься еще не приходилось – он лишь однажды видел, как ютландский конунг Кнут, его давний вождь, приносил жертву ради победы в войне с саксами. Сам Хельги тогда был еще подростком, но хорошо запомнил разговоры в доме и в городе: не принесет, дескать, эта жертва удачи Кнуту, он ведь крещен…

Трое хирдманов разом потянули за веревку – тело грека взмыло в воздух и бешено задергалось.

– Теперь я дарю тебя Одину! – выкрикнул Хельги положенные слова и, стиснув зубы, ударил снизу вверх копьем ему в грудь.

От волнения промазал – лишь толкнул наконечником в бок. К счастью, Агнер догадался вцепиться в ноги жертвы и тем заставить тело замереть, и тогда Хельги вонзил острие греку под ребра. Потом выдернул копье: Агнер отскочил, но часть крови из раны все же на него попала. Грек был мертв: копье пронзило сердце и вмиг прекратило мучения. Тело раскачивалось, но не шевелилось.

Хельги перевел дух: его колотило, будто он сам был вздернут, но упал, тем самым вернувшись на твердую землю. В обращении с копьем он опыта имел предостаточно, но перед таким делом слишком волновался, и это мешало. К тому же он не привык бить в цель выше себя; когда он наносил тот первый удар, его охватило жуткое чувство, будто он метит в нечто принадлежащее миру богов. Чуть ли не в самого Одина в миг его жертвоприношения самому себе.

Или оно так и должно быть? От рождения Хельги не считался человеком достаточно знатного рода, чтобы его учили таким вещам. Судьба заставила постигать самому. Или он сейчас научится, или погубит себя и дружину.

Первый раз сошел не очень хорошо. Боги не любят, когда жертва мучается, она должна умереть легко. Плохо принесенная жертва скорее отнимет удачу.

– Я теперь благословлен Одином! – Агнер показал стоящим вокруг пятна жертвенной крови на одежде.

Вопреки напыщенно-горделивому виду, голос его заметно дрожал. Он тоже впервые в жизни участвовал в принесении такой значимой жертвы.

Когда к дубу подвели следующего, по кивку Хельги уже Ингольв стоял наготове, чтобы схватить ноги повешенного сразу, как только тот окажется в воздухе. На этом дереве поместились лишь трое – это не священные дубы Свеаланда или Ютландии, что веками принимают жертвы и порой бывают увешаны трупами людей и животных, будто желудями. На другом холме еще шестерых повесили на двух деревьях. Свободные концы веревок закрепили на стволах, и жуткие «желуди» теперь качались на ветру, знаменуя решимость пришельцев ничего не пожалеть ради прорыва на север.

Но вот все было кончено. Оруженосец отчистил золоченое копье от крови, и Хельги попытался расслабиться. Но ощущал себя странно – не чувствовал земли под ногами, а лишь движение воздуха вокруг, будто сам был одним из девятерых повешенных.

Или ими всеми.

Или самим Одином. «Знаю: висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзенный копьем. Посвященный Одину, в жертву себе же на дереве том…»[16] – звучало в мыслях, и Хельги не гнал от себя речи Высокого. Для единения с ним и затеваются эти кровавые обряды. Когда получается – это тяжело перенести. Но удача не дается богами даром. Чтобы получить часть божественной силы, нужно слиться с божеством.

Вернувшись в свой шатер – богатый, большой, целый дом из белого полотна, – Хельги не сразу заметил, что он там не один. И лишь когда он сел на кошму, устало свесив мокрые после умывания руки, легкое движение в углу привлекло его внимание.

На ковре, привалившись спиной к ларю, сидела женщина. В первый миг Хельги не узнал ее – так далеки были его мысли от земли. Показалось, это валькирия, присланная Одином, чтобы указать ему путь. А уж за пролив или в Валгаллу – как решит сам Высокий.

– О господи, что с тобой?! – плачущим знакомым голосом воскликнула женщина.

Словно вдруг прояснилось в глазах, и Хельги узнал Акилину. Она так и сидела здесь, в сером шерстяном платье и простом белом гиматии[17], которые раздобыла, собираясь бежать.

– Посмотри на себя! – Она вскочила; при этом с колен ее упала, тяжело звякнув, кожаная сумка. – Ты весь в крови! Сам похож на беса! Ты что – не только убил этих несчастных, но и съел их сердца?

Хельги послушно посмотрел на себя – его одежда и правда была вся в кровавых пятнах. Но с чего она взяла, будто он что-то там ел?

Он стянул испорченную рубаху и бросил на пол.

– Почему ты еще здесь? Ждешь темноты? – Хельги посмотрел на сумку. – И золото не закопала?

– Да будь проклято твое золото! – Акилина в раздражении ударила сумку ногой. – Оно не поможет мне спасти душу, если…

Хельги молча смотрел на нее, слишком усталый, чтобы разговаривать.

– Нет толку мне уходить, если душа моя все равно остается рядом с тобой! – выпалила Акилина, потом ушла в самый дальний угол и села там, отвернувшись от Хельги.

Там она и просидела до самых сумерек, пока в шатер не заглянул Ольвид.

– Конунг! – окликнул он Хельги. – Там… ветер крепчает. На север.

Акилина вздрогнула и вскинула голову. Хельги встал:

– Значит, пора.

И вслед за Ольвидом вышел из шатра, не оглянувшись на оставляемое имущество. Акилина вскочила, подхватывая одной рукой гиматий, а другой – сумку со своим «приданым», и поспешила за ним.