Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон - [33]

Келли потрясали перед дочерью письмом о разводе, которое Маргарет откопала среди вещей Ричардсона, однако и словом не обмолвилась о презервативах. Отец был вне себя, готовый обрушиться на дочь с кулаками, в то время как Ма Келли заняла более умеренную позицию, пытаясь вести разговор по душам. Мать просила Грейс, чтобы та объяснила ей, что примечательного она нашла в Ричардсоне. «То, что я могла влюбиться в еврея, — писала Грейс, — было выше их понимания».

Допрос тянулся до бесконечности. Грейс безутешно рыдала и поэтому, как она поведала в письме Джуди, не запомнила всех подробностей, однако не сомневалась, какие чувства испытывала в тот момент. «Они… они довели меня до истерики».

Грейс впервые в своей жизни серьезно столкнулась с родителями. Будучи подростком, она покорно подчинилась отцовской воле и оборвала свой роман с Харпером Дэвисом. Летом 1947 года, не попав в колледж, она безропотно позволила родителям отодвинуть ее интересы на второй план, поскольку семейный совет постановил, что на первом месте стоит участие Келла в регате. И вот теперь образцовая барышня уступила место испорченной девчонке — по крайней мере, временно. «Когда я уехала в Нью-Йорк, — вспоминала она позднее, — меня словно прорвало…»

Грейс больше не желала функционировать как некий довесок к семье. Она была настолько взбешена, что не хотела даже разговаривать с родителями. «Целый месяц мы ели молча», — вспоминает Келл, описывая напряженную атмосферу, царившую в их доме той весной.

Однако Джек и Маргарет Келли продолжали стоять на своем. Их стиль был донельзя викторианским. Когда Пегги одним субботним вечером напилась вместе со своими приятелями в пивном погребке дома на Генри-авеню, — с нее потребовали возмещение всех убытков, а кроме того, Джек Келли упрятал спиртное под замок. Именно этим обстоятельством и объясняются все замки и запоры, которые Джек Келли был вынужден открывать, прежде чем подать Ричардсону его «бурбон» с водой. И вот теперь Джек Келли упрятал под замок свою среднюю дочь. Грейс было запрещено возвращаться в Нью-Йорк. Лишь однажды ей позволили съездить туда на один день, чтобы запереть на лето свою комнату в «Барбизонке» и забрать домой вещи. Занятий в академии больше не было, а свой выпускной спектакль Грейс уже сыграла. Затем ее отправили на лето в Оушн-Сити, где все семейство по очереди держало ее под неусыпным оком.

Ричардсон вновь услышал голос подружки лишь спустя несколько недель: Грейс позвонила ему по телефону. В трубку было слышно, что она никак не может отдышаться, словно после долгого бега. Грейс объяснила, что была вынуждена отдать сестре Пегги в виде залога комбинацию, а сама бросилась по пляжу искать автомат, пробежав при этом несколько миль.

Другая подружка Грейс по «Барбизонке», Беттина Томпсон, услышала всю историю целиком из уст затворницы, когда та на день вырвалась в Нью-Йорк. «Грейс сказала мне, что спала с Доном, — вспоминает Беттина. — Для меня это явилось полной неожиданностью. Я была в шоке, я ведь понятия об этом не имела. Я рассказала матери кое-что из случившегося (тогда я жила в ее нью-йоркской квартире). Так вот, я спросила мать, нельзя ли Грейс приехать ко мне на какое-то время. Мать только посмотрела на меня. «Иногда, — сказала она, — родители лучше детей знают, как поступить».

Однако упрямство Грейс имело свои границы. Когда дело доходило до принятия окончательных решений, она оставалась дочерью своего отца. И, разумеется, в ее планы вовсе не входило забеременеть от своего преподавателя. Подобная перспектива не только пугала ее родителей, но и совершенно не вписывалась в ее собственные представления о будущем. К тому же, ей было только девятнадцать. При желании Грейс для придания большей романтичности будням с восторгом отдавалась во власть эмоциям, как если бы реальная жизнь была для нее не более чем сценической ролью. Однако при этом она не теряла трезвого взгляда на вещи, поскольку в основе ее поведения все-таки лежал рассудок.

Вот почему летом 1949 года, по окончании учебы в актерской школе, Грейс в первую очередь беспокоила ее собственная артистическая карьера. Ежегодно двое лучших студентов Американской академии получали приглашение в труппу престижного театра округа Бакс в Нью-Хоун, в Пенсильвании, и в 1949 году в числе этих двух счастливчиков оказалась Грейс Келли.

Драматический театр округа Бакс представлял из себя приспособленный под зрительный зал амбар на границе Нью-Джерси и Пенсильвании, чуть в стороне от того места, где Джордж Вашингтон совершил свою знаменитую переправу через реку Делавэр, Это было уютное, романтичное место, расположенное посреди поросших лесом холмов, место, куда было приятно приехать летним вечером из Филадельфии или даже самого Манхэттена. Публика обедала в местной гостинице, а затем неспешно направлялась в театр, где ее ожидал час-другой приятного времяпрепровождения. Театр округа Бакс как нельзя лучше подходил для первого профессионального выступления Грейс. Она без труда выучила свою роль: ведь это была Флоренс Маккрикет, инженю из пьесы ее дяди Джорджа «Факелоносцы».