Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон - [128]

Чопорная и доброжелательная княгиня Монакская не забыла своей бурной молодости, когда десять лет назад сама была готова бежать от родителей вместе с возлюбленным. Наверно, именно поэтому она сочувственно относилась к тем, кто был одиноким и неприкаянным.

Каждое лето повторялась одна и та же история. Из аэропорта или с вокзала во дворец звонил очередной гость из Филадельфии, желавший поговорить с «тетей» Грейс. И княгиня посылала за немытым бродягой с рюкзаком за плечами лимузин, приглашала гостя к себе в Рок-Ажель, кормила, поила, брала вместе с детьми понежиться на песочке «Пляжного клуба», где семья проводила солнечные летние дни у своего тента. Грейс с непритворным вниманием выслушивала последние новости из Честнат-Хилл или Джермантауна, а затем отправляла гостей, сытых и набравшихся сил, домой, чтобы у себя в Америке они рассказывали своим приятелям по колледжу невероятную историю о том, с каким шиком их принимали во дворце. Грейс превратилась во «всеобщую» тетушку. После смерти Джека Келли она заняла его место в качестве главы клана и приглашала всех родственников погостить у себя в Монако — в особенности дядю Джека, которому уже было за восемьдесят. Старый драматург каждый раз с неохотой возвращался в Америку. «Из всех дворцов и городов, где я побывал, — вспоминал он, — только этот стал мне родным домом».

После смерти Джека Келли дела семьи пошли под уклон. К концу шестидесятых Пегги уже успела выйти замуж и развестись и теперь была вторично на грани развода. Она и ее второй муж Джин Конлан страдали запоями. Изуродованное лицо Конлана носило печальный отпечаток автомобильной катастрофы, едва не стоившей ему жизни, когда он, будучи в стельку пьяным, не справился с управлением машины. Семейная жизнь Лизанны тоже сложилась не лучшим образом, а их брат Келл и вовсе превратился в типичного прожигателя жизни. На протяжении нескольких лет он без зазрения совести открыто изменял жене, а затем в начале шестидесятых, оставив семью, вступил на скользкую дорожку, несколько даже комичную для человека его возраста. Даже старые друзья, не выдержав, стали укорять его, когда Келл начал приводить в загородный клуб совсем юных подружек. Однако тот в ответ лишь пожимал плечами. «Старик убил во мне душу», — вот и все, что Келли Младший мог сказать в свое оправдание.

Однако настоящий скандал разгорелся лишь через несколько лет, когда Келл начал появляться на вечеринках в обществе некой Рейчел Харлоу, бывшей в прошлом Ричардом Финнокио и прошедшей нашумевшую операцию по смене пола. Харлоу — высокая, эффектная блондинка — заправляла дискотекой в центре Филадельфии, и Келл, казалось, получал удовольствие, когда люди, видевшие их вместе, перешептывались у него за спиной.

«Однажды мы обедали в вдвоем, — вспоминает Харлоу, которая встречалась с Келлом на протяжении двух лет. — Это было популярное заведение. Келл стал расспрашивать меня о моем детстве и о том, что придало мне сил стать самой собой. Он сказал, что восхищается мной. А еще признался, что ему всю жизнь недоставало мужества быть самим собой, идти наперекор судьбе и наперекор мнению других людей в его родном городе. Никогда не забуду, как он тогда сказал мне: «Я всегда был или сыном Джона Б. Келли, или же братом Грейс Келли. Но ни разу — собой».

После смерти патриарха процветала только Ма Келли. Она переехала с Генри-авеню, чтобы начать новую жизнь, в Олден-парк. Вдовство пошло ей на пользу.

«Локти!» — игриво прикрикивала она на Ренье, если князь забывал, как следует вести себя за столом, будучи у нее в гостях в Оушн-Сити, и с силой тыкала ему в ребра вилкой. Ма Келли даже обзавелась другом — Жюлем Лавэном, учтивым обитателем Олден-парка. Он повсюду сопровождал ее в Филадельфии, а Ма Келли в свою очередь как-то раз взяла его с собой в одну из своих летних вылазок в Монако.

Занимаясь проблемами других людей, Грейс тем самым находила эффективный способ отвлечься от своих собственных. Однако в июле 1967 года ее ждал тяжелый удар. Они с Ренье гостили в Монреале, где с двумя старшими детьми осматривали Всемирную выставку «Экспо-67». Семейство путешествовало через Лондон, где Грейс в течение нескольких дней подыскивала няню. В возрасте тридцати семи лет она была снова беременна и ожидала к январю появления на свет своего четвертого ребенка. Согласно официальным заявлениям, Грейс была счастлива и чувствовала себя прекрасно.

Вместе с их семьей в Монреаль прилетел и Руперт Аллен. Он умело справлялся с организацией насыщенной и суматошной программы официальных мероприятий. Однако однажды вечером его совершенно неожиданно вызвали в «люкс» к Грейс и Ренье. Когда Аллен туда прибыл, Грейс под руководством двух мрачных докторов уже клали на носилки. Ее беременность приняла нехороший оборот.

Аллен поехал вместе с Грейс в больницу и не отходил от нее ни на шаг, пока больничный коридор наконец не привел их к операционной. Княгиня рыдала. Она сама первоначально решила, что Ренье останется в отеле вместе с детьми, однако теперь хотела, чтобы он был подле нее. «За все годы, что я знал ее, — вспоминал позднее Аллен, — я никогда не видел ее столь опечаленной». Грейс протянула с каталки руку и не отпускала пальцы старого друга до тех пор, пока ее не отвезли в операционную. Рассказывая эту историю, Аллен сам не раз ронял слезу.