Книжный магазинчик прошлого - [24]

Я слонялась по разделу художественной литературы, слушая разговор Малькольма с покупателем о Зэди Смит, с чьими книгами я не была знакома. Разглядывая книгу за книгой, я вдруг поняла, что не читала ничего из представленного на полках, а некоторые произведения и подавно видела впервые в жизни, точно так же как и некоторые подразделы литературы. Даже не думала, что их стоило выделять в отдельный жанр. Интересно, как их расставляли пятнадцать лет назад? В детстве я не обращала внимания на взрослые книги.

Малькольм продолжал рассказывать о стилистических различиях между поздними романами Зэди Смит и ее последней публикацией, а я гуляла между стеллажами, гадая, почему он притворился, будто не узнал меня, хотя мы определенно виделись на похоронах и даже пересеклись взглядами. Раздел подростковой литературы теперь назывался разделом для молодежи и был вдвойне больше прежнего, занимая весь стеллаж. Раньше мне казалось, что все эти книги подбирали специально под меня, но теперь среди них я увидела только несколько знакомых названий.

– Любишь читать? – спросил Малькольм, вернувшись ко мне.

– В основном документальную литературу. Я учитель истории.

Я ждала, что он спросит, в каком классе я преподаю и какую именно историю, ведь вежливая беседа предполагала подобные вопросы после фразы: «Я учитель истории». Но он промолчал.

– Где книги ценятся превыше герцогства, – почему-то проговорила я, на что парень недоуменно вскинул брови. – Мы так отвечали на звонки, когда я была еще ребенком. «Книги Просперо, где книги ценятся превыше герцогства».

Не знаю, почему я сказала «мы».

Я никогда не отвечала здесь на телефон.

– Ни разу не слышал, чтобы так говорили.

Он наклонился и вытащил книгу «Хорошо быть тихоней», которую по ошибке поставили на полку с буквой «Т». Обложка оказалась такого же зеленого цвета, что и стены книжного магазина.

– Это фото, наверное, сделали здесь. – Я подошла к стене и встала в позу одного из молодых актеров на обложке романа. И нет, никакой реакции от Малькольма не последовало, он даже не улыбнулся. Не то чтобы я считала своих учеников особо щедрыми на эмоции, но меня всегда смешило, как они закатывали глаза. Они не ценили мои старания, но хотя бы признавали их.

– Ненавижу, когда на обложку лепят постер фильма.

Он поставил книгу на полку с буквой «Х», где она и должна была находиться.

– Я не собираюсь закрывать магазин, если тебя это беспокоит, – сообщила я, предполагая, что данная догадка – чуть ли не единственное логическое объяснение его холодного отношения ко мне.

– А кто сказал, что меня что-то беспокоит? – раздраженно ответил он, и я сразу представила его подростком, наглым, упрямым и, наверное, чересчур умным, что играло ему только на руку.

– В детстве Билли часто приводил меня сюда. Я и не понимала ценность этого места.

Малькольм не ответил, смотрел на свои белые тапочки и раскачивался на носках, из-за чего деревянный пол скрипел под его весом.

– Билли не говорил, что собирается оставить магазин мне?

– Не говорил, но сказал юрист. Не знал, что у Билли имелась живая семья.

Он повернулся к стеллажам и скрестил на груди руки.

Тот, кто общается с подростками, поймет, что этот жест означает желание увильнуть от разговора.

Жилистый мужчина в бифокальных очках, тот самый, что пел на похоронах Билли, позвал его из глубины зала.

– Прошу прощения, – буркнул Малькольм и побрел в кафе.

– А ты знал какую-нибудь его неживую семью? – вслед поинтересовалась я, и парень забавно посмотрел на меня, как если бы я спросила: спит ли он стоя.

Малькольм, стоя ко мне спиной, наклонился к мужчине и принялся рассказывать ему об одной из многочисленных книг, лежащих на столике. Я же продолжила изучать магазин, пересчитывая разделы, на которые раньше не обращала внимания, книги, о которых раньше ничего не слышала и яркие обложки, которые так и просились в руки. Карикатурное изображение Малькольма улыбалось мне с полки в разделе нуара. На рисунке его скулы выглядели острее, чем в реальной жизни, непослушные волосы лежали аккуратнее, а глаза были добрыми и не такими подозрительными. Над портретом висело облако с прямой речью. В нем говорилось, что нуар – кровь и источник жизни Лос-Анджелеса. Чандлер – его Гомер. Филип Марлоу – его Одиссей. Я рассматривала изображение Малькольма, пытаясь понять: что же он скрывает. Если он читал речь на похоронах Билли, значит, они были в достаточно близких отношениях. Он отвел взгляд, когда я спросила, слышал ли он обо мне. Выходит, он явно знал о родственниках Билли больше, чем показывал.

Возможно, он что-то знал и о его мертвой жене.

Книги в разделе истории делились на мировую историю, историю США и историю Калифорнии. Литературу распределяли не только по региону, но также по теме, и расставляли в алфавитном порядке, а не в хронологической последовательности периодов. Такая организация была в большинстве книжных магазинов, будто история представляла собой набор отдельных сюжетов, а не цепь последовательно развивающихся событий. В этом и заключался корень проблем современного образования: мы тщетно пытались поделить прошлое на главы. Джей часто говорил, что когда дело касалось истории, я превращалась в безнадежного романтика. А как еще? Это же наше прошлое, а не какая-то ерунда, которую можно расставить по алфавиту.