Книжный Дозор - [15]

…как будто предпочли забыть. Иву Машкову, которая служила на его месте, почти немедленно отозвали в Прагу. Они переписывались, связывались через Сумрак, поначалу в каждый свободный момент, потом все реже и реже.

Дмитрию хватало забот после возвращения с того света. Возился с детьми, вытащенными из Сумрака. Ездил к поднадзорным «мертвым поэтам», убеждая, что слухи о его смерти были сильно преувеличены. Мол, бюрократы Инквизиторы списали его, потерянного на задании, а он возьми да и выживи, где наша не пропадала. Когда он так врал в то время еще шестнадцатилетней Ане Голубевой, то первый и последний раз увидел ее слезы. Тяжелее всего был визит к матери, когда пришлось копаться в ее памяти, закладывая мнимые воспоминания о своей заграничной поездке, автокатастрофе и длительном лечении.

А Ива… Сперва он врал себе, что просто занят, не может, позже все восстановит. Затем наступил период цинизма:

И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою.

Сколько Иве на самом деле, он не знал, только видел следы консервации в ауре. Она и не думала их скрывать.

Наконец в какой-то момент Дмитрий просто сдался. Понял, что уже ни за что не готов бороться. Что боец просыпается в нем, только когда дело касается учеников. А бороться стало не за кого.

Его вернули на место и оставили пылиться на полке. Яровские ухищрения свели Надзор к минимуму, а с обычными детскими и подростковыми проблемами учеников справлялись воспитатели. Дмитрий куда больше занимался подготовкой к урокам русского и литературы, чем прямыми обязанностями. Он к тому же не мог, да и не хотел вызывать интерес к предмету с помощью магии, хотя Яров предлагал вплести в свою паутину простенькое заклятие. Но Дмитрий предпочитал все творить по старинке.

Как настоящий учитель, он научился не говорить всей правды. Анна не знала, что, приглашая ее сегодня в школу, словесник делал это для себя, а не для нее. И что теперь у него появился маленький смысл. Теперь ты не только каратель. Теперь ты снова защитник.

Как всегда, в такой «подходящий» момент зазвонил телефон. Обычный аппарат на столе, соединенный с факсом. Черная пластмасса уже давно приобрела сероватый оттенок: то ли выцвела от времени, то ли сказалось присутствие Инквизиции.

Анна вздрогнула. Дмитрий невозмутимо поднял трубку.

– Наставник Дреер, – утвердительно произнес знакомый голос. Можно было бы сказать «полузабытый», но словесник голосов не забывал. А таких – в особенности.

* * *

Константин Стригаль потерял магические силы при том же инциденте, который стоил «мертвым поэтам» и Анне приговора к человечности. Но как пострадавшему на службе силы ему вернули, инициировав заново. Даже уровень прокачали, насколько смогли: Дмитрий не определял по ауре, значит, тот уже превышал его собственный. Впрочем, поднять уровень до старых показателей вряд ли составляло очень сложную задачу. Еще на лекциях не кто иной, как Стригаль, учил, что магический ранг зависит не от закачанной энергии, а от «емкости», способной ее вместить. Даже слабого волшебника можно было бы подключить к «электросети», для того и был когда-то придуман Круг Мага. Однако настоящая мощь определялась незримым и неосязаемым объемом личного «резервуара». Тем, сколько энергии мог бы нести в себе Иной без внешней подпитки, если бы его наполняли одни только люди. Или Сумрак.

– Вы, наверное, думали, что о вас позабыли, наставник Дреер? – с ходу начал Стригаль.

Его кабинет в пражском здании Бюро, как ни странно, мало отличался от кабинета школьного Надзора, который Стригаль некогда возглавлял. Разве что стол был только один. Инквизиторы вообще старались, чтобы офисные помещения не отличались от человеческих контор, хотя нога человека сюда обычно и не ступала. Однако те Инквизиторы, кто принимал решения, за редким исключением были Иными уже далеко в годах. За быстро меняющейся модой они попросту не успевали, несмотря на старания референтов. Потому кабинеты выглядели всегда респектабельно и немного старомодно.

Стригаль всегда казался Дрееру именно таким Инквизитором – выходцем из другой эпохи. Их первая крупная стычка произошла, когда тот применил запрещенный метод при допросе еще совсем юного оборотня Алексеенко. Дмитрий и подумал, что Стригаль пришел в Инквизицию, когда пытки на дознании были делом обычным. Разочаровал его Лихо, который, уйдя на повышение, прознал в кулуарах много нового. Стригаль оказался моложе Лихарева. Он родился в конце двадцатых в Минске, а инициировался во время немецкой оккупации. Инициировался в Темного, увидев расправу над кем-то из горожан. А дальше подросток Костя начал убивать. Особенно хорошо у него выходило насылать проклятия: редко какой гитлеровец или полицай жил после этого дольше нескольких дней, а подозрений мальчик на себя не навлекал. Некоторые проклятия Стригаля настигали всю родню жертвы и держались в течение десятилетий. Уже в двадцать первом веке, незадолго до назначения в школьный Надзор, ему пришлось самому ездить по Европе и собственноручно их снимать.

Стригаля вычислил Темный немецкий офицер и, видимо, не желая уничтожать ценный кадр, попытался ознакомить с Договором. Мальчик не поверил врагу. Если бы не Ночной Дозор, ушедший в подполье и сражавшийся бок о бок с подпольем человеческим, Стригалю было бы не выжить. Но мага-фашиста вовремя опознали и развоплотили, мальчика передали Дневному Дозору: на время войны распри были забыты, победа стала делом общим. Тогда Стригалю все же пришлось соблюдать Договор.