Книжица наших забав - [19]

.

3

Один человек вступил в цистерцианский монастырь. Его братья, узнав об этом, пришли в обитель, нашли новиция, уговаривали его вернуться, представляя ему суровость монашеского правила, надобность уладить мирские дела — и успели в своем намерении: забрали его из обители, обещав, что он вернется. Аббат сказал им: «Ныне вы исторгли брата вашего из рая и водворили в преисподней». Он вернулся в мир и принялся не столько исполнять свою должность, сколько утолять порочность. Через несколько лет разбила его болезнь, перешедшая в безумие; увещевали его исповедаться и причаститься, но он слов не понимал, а только звал, громко крича, женщин, с которыми грешил в прежние времена. Раскромсав щенков, теплым мясом обкладывали ему голову, но и это не помогло (Caes. Dial. I. 14).

4

В нашем краю, говорит Цезарий, у женщин есть обыкновение избирать себе апостола по жребию. На двенадцати свечах пишут имена апостолов, по одному на каждой, благословляют свечи у священника и кладут все вместе на алтарь. Засим подходят по одной, чтобы вытянуть свечу, и которого апостола имя на ней обнаружится, тот делается для женщины предметом особливого почитания и благоговения.

Одна женщина, вытянув апостола Андрея, осталась сим недовольна и, положив свечу обратно, захотела другого. Снова вынулся ей Андрей; она, однако ж, упорствовала, пока не достался кто-то ей по нраву. Этому обретенному заступнику она усердно поклонялась всю жизнь, однако в смертный час увидела, что при одре ее стоит и ей помогает не он, а другой. «Смотри, — говорит тот, — я Андрей, коим ты пренебрегла». Из сего следует, замечает Цезарий, что иногда святые по своей воле навязывают себя людскому благоговению (Caes. Dial. VIII. 56)[47].

5

Один конверс, в молитвах своих стяжавший от небес медвяную сладость, по этой причине часто пренебрегал положенной работой. Наставник выговаривал ему, напоминая, что есть время молиться и время трудиться. Конверс, человек простодушный, отвечал на то: «Господин мой, будь вам ведома причина, вы бы на мне не взыскали; прошу, поцелуйте меня». Он думал, что тот, коснувшись его губами, почует божественную сладость у него во рту. Однако ж, едва наставник дал ему лобзание, сия милость Божия из уст его ушла — и, надо полагать, безвозвратно. Легко потерять сего рода утешение, если о нем распространяешься (Caes. Dial. VIII. 95).

6

Один конверс, человек самонадеянный и непоседливый, то бросал монастырь ради светских школ, то возвращался. Наконец дьявол его приметил и, явившись в образе ангела, молвил: «Учись усерднее; Бог судил тебе быть епископом Хальберштадтским». Глупец ликовал. Однажды искуситель предстал ему вновь и ясным голосом, с весельем на лице, сказал: «Ныне умер епископ Хальберштадтский: поспеши в город, ибо Бог избрал тебя на сие место». Несчастный тотчас вышел из монастыря и на ту же ночь нашел приют в доме некоего честного священника близ города Ксантена. Дабы явиться к своему престолу подобающим образом, он поднялся до света, оседлал доброго коня, принадлежавшего его гостеприимцу, вздел его же плащ и уехал. Утром хватились коня, пустились за беглецом, нагнали; приведенный с покражею к мирскому суду, он услышал над собою приговор и не епископом на кафедру взошел, но вором на виселицу. Так-то верить посулам дьявола (Caes. Dial. V. 16).

7

Один монах в предсмертной болезни, мучаясь жаром лихорадки, для облегченья снял куколь и остался в нарамнике. Так он и умер. Приведенный к вратам рая, он увидел, как вратари их запирают, а его отгоняют, приговаривая: этого без куколя ни в орден не принимать, ни упокоиться с монахами отнюдь не давать. Он остался за дверьми, в великом трепете и смущении. Приведшие просили за него, уверяя, что, помимо этой досадной оплошности, он человек достойный. Наконец велели ему воротиться за куколем. Он воскрес, поведал братии все бывшее, облекся в куколь и умер порядочным образом (Herb. Clar. De mir. II. 35).

8

В город Зост пришел неизвестный человек, объявивший, что хочет прыгнуть с башни св. Юлиана, если ему будет за это какой-нибудь почет. «Нет, — отвечают ему, — мы тебе ничего не дадим за то, чтоб ты до смерти убился». — «Ништо, — говорит, — прыгну за честь города». Народ стекается на базарную площадь, иные глядят из окон; он подымается на башню. Сзади ему кричат: «Скажи, затейник, с каким демоном ты это вытворяешь?» — «С таким-то», — отвечает он. «Вот это напрасно: как пить дать обманет; это дрянной демон, а вот лучше бы ты доверился Оливеру — уж он не выдаст, Оливер-то, он своему слову завсегда хозяин»[48]. — «Небось не обманет; не впервой мне с ним дело иметь». Итак, умелец всходит на башню, красиво падает и больше не встает. Публика дивится, чего это он не шевелится, — ибо он был в широком плаще, чтобы ловить ветер, оттого прискорбное его состояние не было видно — и, подошед ближе, обнаруживают, что вся утроба его вылилась на землю. Так-то награждает дьявол своих слуг: тела убивает, души ввергает в вечные муки (Caes. Dial. V. 35), да еще тешится, мороча им головы.

X О знаках и явлениях

— Объясните мне, почему во всем доме на каждой дверной ручке висят блины?