Книгоиздатель Николай Новиков - [61]
Московский главнокомандующий торопил цензоров: ему не терпелось поскорее донести императрице об уничтожении крамольных книг. Малопочтенное занятие, необходимость в запущенном доме разбирать горы книг тяготили цензоров, и они работали спустя рукава. Едва ли по душе была роль инквизитора профессору Виганду, судя по отзывам современников, мягкому, доброжелательному человеку. В июне 1793 г. он оставил Московский университет и избавился от обязанностей цензора. По-видимому, неловко себя чувствовали в роли пособников палачей Новикова и его бывшие сотрудники — Иоанн Иоаннов и назначенный вместо Виганда профессор А. М. Брянцев. Не случайно Прозоровскому пришлось напомнить цензорам об их обязанностях: «От господина полицмейстера уведомляюсь я, что вы, окончив разбор книг в двух горницах, более разбирать отказываетесь тем, что я предписал разобрать только две библиотеки; то я весьма удивляюсь, что ученые и умные Люди таковое делают толкование слову, будто две библиотеки значут две горницы, ибо и одна библиотека может занимать несколько горниц. В рассуждении чего предписываю вам разбирать все книги в том доме, не только в горницах, но и в погребах, какие есть, не исключая из них ничего, даже и манускриптов, на основании данных Вам инструкций, а которые разобраны, оным реестр представить ко мне, а прочим представить по окончании вашего разбора»>[249].
К осени 1793 г. цензоры с горем пополам закончили работу. Реестры книг, подлежащих как сожжению>[250], так и передаче в Заиконоспасскую академию и Университет>[251], составлены ими на крайне низком даже для того времени библиографическом уровне. А ведь среди них был высококвалифицированный библиотекарь И. А. Гейм, да и остальные цензоры несомненно умели работать с книгой. Московский главнокомандующий остался очень ими недоволен. Когда в апреле 1794 г. в Гендриковом доме была найдена новая палата с книгами, которая при первом осмотре не была отперта, Прозоровский, призвав снова цензоров, обратился к ним с грозным предупреждением: «Я при сем случае долгом поставляю напомянуть вам цензировать книги с всеприлежнейшим вниманием, как от каждого требует верноподданический долг. Из книг, вами непризнаных за непозволенные, трагедия (Вольтера) „Смерть Кесарева“ (М., 1787) весьма недостойна существования»>[252]. Вслед за тем, 23 апреля 1794 г., главнокомандующий предписал, «чтобы в число вредных книг отложили книгу под названием „Размышления о делах божиих“ (Ч. 1–4. М., 1787–1788), также и две трагедии под названием: первая „Смерть Цесарева“ и вторая „Юлий Цесарь“ (трагедия В. Шекспира. М., 1787) [253]. Так, в годы, когда слово „цареубийство“ приводило в трепет монархов, был уничтожен один из лучших переводческих опытов Карамзина. Больше повезло религиозно-назидательному журналу „Размышления о делах божиих“. Об этом свидетельствует распоряжение Прозоровского, направленое им 22 июня 1794 г. Д. А. Олсуфьеву и А. П. Курбатову: „По причине, что цензоры, разбиравшие книги в доме Новикова, книгу под названием „Размышления о делах божиих“ в одной палатке поместили в число мистических книг, то отдана она была, как вам известно, прежде назначенному для рассматривания книг цензору церкви Трех святителей Прокопиеву для лучшего о содержании ее удостоверения, и сей протоиерей одобряет ее, яко книгу, к пользу относящуюся; почему и предписываю вам сию книгу, сколько у кого отобрано было, возвратить хозяевам“»>[254].
От судей крамольные книги перешли в руки палачей. Эта роль была отведена управляющему Московским приказом общественного призрения А. П. Курбатову и адъютанту Прозоровского С. С. Кушникову. Екатерина II предпочитала вершить черные дела под покровом тайны. Еще за несколько лет до ареста Новикова она со столь характерным для нее лицемерием писала в Сенат об одной из безымянных жертв своего царствования: «Мне о книге говорил Шешковский, что она сумнительна; понеже в ней государские имена и о боге много написано, так довольно будет, отобрав, в Сенате истребить — не палачем» >[255]. В этом же духе была составлена 31 октября 1793 г. инструкция Прозоровского А. П. Курбатову:
«…Хранившиеся в Синодальной конторе>[256] книги мною отданы под смотрение ваше так, как все в лавках и в деревне Новикова забранные непозволительные книги в вашем же смотрении находятся, а ныне докладывали мне определенные к разбору помянутых библиотек цензоры, что ими все книги в тех библиотеках разобраны, а остается только небольшая часть связок рукописных и печатных, то я и предписал им, отобрав все запрещенные и вредные книги в особый покой, отдать оные вам.
