Книги о семье - [5]
АДОВАРДО. И я так думаю, что мысль о неизбежности кончины для смертных всегда помогала преодолеть страх расставания с жизнью.
Однако и болезнь, и слабость не должны вести к предвзятым суждениям, каковые помогают справиться с боязнью и отогнать сумрак смерти, но, по моему разумению, нарушают покой и безмятежность духа, погружая его в тревогу. Впрочем, в болезненном состоянии я, наверное, тоже не сумел бы от нее избавиться, обуреваемый мыслями о тех, кого я оставляю, о том, как уладить свои дела и кому поручить заботу о дорогих мне людях. Не знаю, кто мог бы отвлечься от подобных мыслей, и они, вероятно, не способствуют облегчению хода болезни. Но было бы похвально, Лоренцо, если бы ты настроился не так мрачно. Попробуй. Утешься, поверь в судьбу и, главное, в самого себя, и вместе с нами подумай о том, что твои дети, если мы не слишком обольщаемся на их счет, принесут тебе много радости.
ЛОРЕНЦО. Дети мои, добродетель всегда имела огромное преимущество: она похвальна сама по себе. Вы видите, как старшие хвалят вас за нее и сколь много вам обещают. Для вас будет самой высокой честью стараться изо всех сил и со всем своим умением оправдать их надежды. Но всякая добродетель взрастает в добронравных умах. Послушайте, Адовардо, и ты, Лионардо, быть может, то что я скажу, на деле не так; но для отцов естественно преувеличивать достоинства своих сыновей, так что с моей стороны не будет опрометчивым выказать в их присутствии для их же побуждения к добротолюбию, насколько мне приятно и радостно убеждаться в их достоинствах, ведь даже малая похвала в их адрес мне покажется огромной.
Справедливо и то, что я всегда всячески старался внушать окружающим приязнь, а не страх, так что почитающим меня за отца я не хочу казаться хозяином. Дети же всегда добровольно меня слушались, уважали и почитали, следовали моим внушениям, и я никогда не замечал в них никакого упрямства или дурных наклонностей. Меня всегда радовали их добрые нравы, которые обещали приносить изо дня в день все новые плоды. Всем известно, однако, сколь коварна пора юношества, когда любой изъян, оставшийся незамеченным вследствие стыда или боязни огорчить родителей и старших, со временем обязательно дает о себе знать.
А если юноши не испытывают боязни и уважения, их пороки изо дня в день усиливаются и умножаются, как вследствие внутренней испорченности и развращения их натуры, так и по мере усвоения дурных привычек и общения с дурными людьми. Есть тысяча способов превратить добронравного юношу в негодяя, как мы могли убедиться на примере чужеземных и наших собственных молодых людей, отпрысков самых добропорядочных граждан, с младенчества впитавших достойные обычаи, украсивших себя всеми признаками благопристойности, кротостью и обходительностью; однако позднее они покрыли себя дурной славой, я полагаю, по небрежению тех, кто не указал им правильную дорогу. Тут я, впрочем, вспоминаю нашего отца, мессера Бенедетто Альберти, человека выдающегося по своему благоразумию, репутации и известности, каковой наряду с прочими вещами немало заботился о сохранении и преумножении чести и благосостояния нашей фамилии. Когда он призывал других наших предков быть старательными и прилежными, что и было им присуще, то частенько говорил такие слова: «Удел отца семейства не только, как принято выражаться, наполнять домашние закрома и детскую; еще больше глава семьи должен быть предусмотрителен, должен следить и оберегать от дурных знакомств, наблюдать за поведением членов семьи внутри дома и вне его, и поправлять все их ошибки не столько сердитыми, сколько рассудительными речами, опираясь на свой авторитет, а не на родительские права; советовать, где это уместно, а не повелевать; при необходимости быть суровым, жестким и резким, и во всех своих помышлениях исходить из интересов блага, спокойствия и мира всей своей семьи, как из цели, к которой он должен устремлять все усилия и планы, дабы правильно вести семью к хвале и добродетели. Он должен научиться вести семейный корабль на волнах народного одобрения по ветру сочувствия своих сограждан в гавань достоинства, чести и уважения, и там оставаться, в зависимости от погоды ставя или убирая паруса, а во время шторма – если приходится испытывать превратности судьбы и терпеть кораблекрушения, каковые уже двадцать два года
Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.
Книга английского политического деятеля, историка и литературоведа Джона Морлея посвящена жизни и творчеству одного из крупнейших французских философов-просветителей XVIII века – Вольтера. В книге содержится подробная биография Вольтера, в которой не только представлены факты жизни великого мыслителя, но ярко нарисован его характер, природные наклонности, способности, интересы. Автор описывает отношение Вольтера к различным сторонам жизни, выразившееся в его многочисленных сочинениях, анализирует основные произведения.
Эта книга отправляет читателя прямиком на поле битвы самых ярких интеллектуальных идей, гипотез и научных открытий, будоражащих умы всех, кто сегодня задается вопросами о существовании Бога. Самый известный в мире атеист после полувековой активной деятельности по популяризации атеизма публично признал, что пришел к вере в Бога, и его взгляды поменялись именно благодаря современной науке. В своей знаменитой книге, впервые издающейся на русском языке, Энтони Флю рассказал о долгой жизни в науке и тщательно разобрал каждый этап изменения своего мировоззрения.
Немецкий исследователь Вольфрам Айленбергер (род. 1972), основатель и главный редактор журнала Philosophie Magazin, бросает взгляд на одну из величайших эпох немецко-австрийской мысли — двадцатые годы прошлого века, подробно, словно под микроскопом, рассматривая не только философское творчество, но и жизнь четырех «магов»: Эрнста Кассирера, Мартина Хайдеггера, Вальтера Беньямина и Людвига Витгенштейна, чьи судьбы причудливо переплелись с перипетиями бурного послевоенного десятилетия. Впечатляющая интеллектуально-историческая панорама, вышедшая из-под пера автора, не похожа ни на хрестоматию по истории философии, ни на академическое исследование, ни на беллетризованную биографию, но соединяет в себе лучшие черты всех этих жанров, приглашая читателя совершить экскурс в лабораторию мысли, ставшую местом рождения целого ряда направлений в современной философии.
Парадоксальному, яркому, провокационному русскому и советскому философу Константину Сотонину не повезло быть узнанным и оцененным в XX веке, его книги выходили ничтожными тиражами, его арестовывали и судили, и даже точная дата его смерти неизвестна. И тем интереснее и важнее современному читателю открыть для себя необыкновенно свежо и весело написанные работы Сотонина. Работая в 1920-е гг. в Казани над идеями «философской клиники» и Научной организации труда, знаток античности Константин Сотонин сконструировал непривычный образ «отца всех философов» Сократа, образ смеющегося философа и тонкого психолога, чья актуальность сможет раскрыться только в XXI веке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.