Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [29]
С потребностью понять вроде бы все понятно (тавтология, конечно, намеренная). Сложнее с потребностью верить. В безрелигиозном обществе удовлетворить ее очень и очень непросто, тем более что светская религия марксизма-ленинизма к концу шестидесятых оказалась на последнем издыхании. Каждый справлялся с этой проблемой как умел, но внутренних ресурсов хватало далеко не у всех. По существу, жадность к художественному слову стала одним из способов утоления религиозного чувства.
Для учившихся с нами бок о бок филологов литература была профессией, большинство теряло здоровый аппетит к словесности уже к третьему курсу, но лингвисты, в учебном плане которых на литературу не отводилось ни одного часа, поглощали и стихи, и прозу с ненасытной прожорливостью (кстати, так же обстояло дело с физиками и другими естественниками). И вот общим любимцем «нефилологов» в этот период стал Антуан де Сент-Экзюпери. В юности болезненно не хватает лирики и любви, как зимой – витамина D, и «Маленький принц» в гениальном переводе Норы Галь восполнял этот недостаток. Простые, но такие нужные нравственные максимы: самого главного не увидишь глазами, зорко лишь сердце; пустыня хороша тем, что где-то в ней скрываются родники; мы в ответе за тех, кого приручили…
Кстати, эта сказка произвела огромное впечатление на моего отца, во время войны служившего авиационным радистом. Папа редко высказывался на литературные темы и вообще был немногословен. Он прекрасно знал французский язык, кое-какие произведения читал в подлиннике и сыграл значительную роль в моем увлечении Р. Ролланом, у которого особенно ценил повесть «Кола Брюньон» и рассказ «Пьер и Люс». По поводу «Маленького принца» отец заметил: а знаешь, ведь это все привиделось Сент-Эксу во время вынужденной посадки, когда он был «на грани» от истощения и жажды, это предсмертные откровения…
Отец никогда на моей памяти не вспоминал о войне; со слов мамы я знаю только, что она ему часто снилась. Он встретил 22 июня 1941 года на западной границе и был контужен в первый же день; вступил в партию в октябре 1941-го под Москвой, воевал на Курской дуге, освобождал Прагу. Вот и все, что я знаю о его войне. Но я помню его слезы во время маминого чтения поэмы П. Г. Антокольского «Сын» (памяти единственного сына поэта, убитого на фронте), слезы, которые он пытался скрыть от меня и от брата.
Папа восхищался мастерством наших переводчиков, особенно М. Л. Лозинского, который перевел «Кола Брюньона», и говорил мне, еще школьнице: представляешь, он (Лозинский) пишет «пуганая ворона куста боится», а ведь во французском тексте стоит «ошпаренная кошка боится холодной воды». Возвращаясь к «Маленькому принцу», хочу напомнить, что именно перевод Норы Галь сделал этот текст фактом русской культуры. Конечно, изящество сюжетной структуры, глубина и многозначность смыслов, неповторимое обаяние главного героя – от Сент-Экса. Но интонация, та интонация, которая заставляет плакать над этой вещью, – от Норы Галь. Чего стоит одна концовка, которую я и теперь не могу перечитывать равнодушно:
Это, по-моему, самое красивое и самое печальное место на свете. Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез. Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню. Если вам случится тут проезжать, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой! И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы, уж, конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда – очень прошу вас! – не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся…
Когда уже в 2000-е я прочитаю в книге Норы Галь «Слово живое и мертвое» о ее переводческих поисках, меня восхитит находка слова «гостья» для передачи французского существительного «fleur», которое, как известно, женского рода. Русский «цветок» – это ведь мужчина, а надо, чтобы читатель с самого начала понял, что на планете Маленького принца появилась таинственная незнакомка, которая впоследствии станет его любовью. Слово «роза» он узнает позже, во время путешествия в другие миры.
«Мы в ответе за тех, кого приручили…» В юности не хватает именно этого – ответственности перед близкими. Во время пылких романов жажда собственного счастья туманит голову, и главный вывод из моего первого неудачного замужества был таким: нельзя делать другого человека средством достижения собственных целей, пусть даже самых достойных и высоких. С другой стороны, желание отдать и отдаться, отдать безоглядно, не ожидая никакого воздаяния, тоже чревато: нередко в опасности оказываются твои личность и душа…
Слишком он верил в человека, дорогой Сент-Экс.
Вернусь к глаголу понять. К окончанию университета сложилось и окрепло убеждение, что объект понимания и прозрения определяется типом личности: одних увлекают цивилизация, секреты точных и естественных наук, технологий, технический прогресс; других – культура, тайны красоты, нравственности и человечности. И я, к сожалению или к счастью, отношусь к этим другим. Хотя структурно-лингвистические изыскания продолжают привлекать своей объективной точностью, даже обнаруживается умение найти и доказать что-то принципиально новое, но в глубине души я все отчетливее понимаю: подлинная моя страсть – поиск тайны художественного текста и способов передать ее собеседнику, коллеге, ученику. Именно тогда зарождается догадка о нерасторжимой связи между эстетическим и нравственным; эту мысль блестяще сформулирует и аргументирует в своей Нобелевской лекции Иосиф Бродский:
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.