Книга воды - [17]

Когда я толчками входил в эту девку на теплоходе и море встряхивало нас в свою очередь, о! Правда, спустя годы в Париже у нас был еще один роман, но об этом я вам не скажу ничего. Несколько слов только: как-то в chambre de bonne на Rue d'Alsace я долго изнурял ее в две рядом расположенные дыры. И она горько плакала при этом.

Атлантика / Нью-Йорк

Некоторые сцены моих отношений с Атлантическим океаном есть в моих книгах. Припоминаю, что вместе с белорусом Петькой (он выведен у меня в романе как Иван, бизнесмен-грузчик, водитель трака) и с ныне покойным Леней Колмогором лежали мы на песчаном, грязном берегу где-то в районе Кони-Айленда, потом играли в волейбол. А Леня слушал транзистор. Это он объявил, что умер Великий Кормчий Мао. Значит, это было в 1976 году.

Еще есть у меня рассказ «Эксцессы», где выезжаю к берегу Атлантики на нудистский пляж, после того как провел оргиастическую (назовем ее так) ночь с француженкой-еврейкой Элен. Я бы хотел сделать эту незаурядную тетку бессмертной и назвать здесь настоящую ее фамилию, да вот колеблюсь, не сидит ли она до сих пор еще в тюрьме на Rivers Island, куда ее кинули, если не ошибаюсь, в 1985 году, когда она въехала в Штаты с территории Канады на автомобиле. А впрочем, дьявол, прошло 16 лет, и, думаю, она отсидела все, что могла. Вот эту тетку зовут Элен Марс. Пусть о ней останется память в потомстве. Она занималась наркотиками, эта тетка, так же как и Магги. (К сведению тюремного начальства изолятора: я никогда не занимался наркотиками. Я с этими женщинами лишь находился в интимных отношениях. Когда-то.) Такая фамилия, как Марс, — роковая, конечно, фамилия. С фамилией Марс я вряд ли бы дожил до моих лет. С такой фамилией надо погибать в 25, так же, как, будучи Гаврило Принцип 18-ти лет от роду, просто невозможно было не убить эрцгерцога Фердинанда в 1914 году на день святого Вита.

Сегодня в камере, где я пишу, я обнаружил настольную лампу. (Я знаю, надо об Атлантике, я сейчас вернусь, но не могу не сказать о лампе.) Это гэбэшное трогательное сооружение. Оно зеленое и медное. Кнопка красная. От зеленого основания сантиметров в 20 в диаметре под углом в 35 градусов идет медная трубка сантиметров сорок в длину, и от нее вверх медный патрон, а в нем в белой чашке — лампа, а над нею — зеленая шляпка гриба сантиметров в 40. Под этим чудом, рождения оно, я думаю, 30-х годов, возможно, подписывали чистосердечные признания Блюхер и Тухачевский. В настольной лампе мне отказали дней десять назад. Однако вчера замначальника изолятора и прокурор по надзору за исполнением наказаний (так, кажется), оба в белых рубашках, посетили мою камеру. И я попросил — еще раз — лампу. И вот сегодня красавица ждала меня в камере 25.

Об Атлантике. Омывая Бронкс, Квинс, Манхэттен и Бруклин, Атлантика, конечно, на этих берегах загажена. Но тем не менее она Величественна. Я всегда буду помнить холодный ветер Атлантики, когда я добрался туда на южную оконечность Манхэттена к Баттери-парку. Это был февраль 1976 года, я был одет в теплое рваное пальто, подобранное мной на Лексингтон-авеню на помойке. Я был намеренно грязен, голоден и пьян. Я принял решение стать бродягой, жить на мерзлых улицах Нью-Йорка и посмотреть, что произойдет. Я стоял на серых плитах и смотрел в ночь на Атлантику. Я понимал, что происходит нечто грандиозное. Затем я повернулся и сзади себя увидел две освещенные коробки Мирового торгового центра. Как Яркие Галактики, как огромные аквариумы, поставленные на попа. Совсем неуместно меня посетил тогда приступ мании величия. Я ощутил себя иным, свежим и всемогущим. На самом деле именно приступ мании величия и был мне необходим. Меня засыпало снежной крупой и невыносимо хлестало свирепым зимним ветром. Но уже 4 марта я сидел на крыше отеля «Winslowe» и пытался загорать. Вглядываться; в дальние дали полезно для глаз и для мании величия. Вообще мой совет — пестуйте свою манию величия! Всячески культивируйте свое отличие от других людей. Нечего быть похожим на эту скучную чуму.

На южной оконечности Манхэттена, там, где можно ее увидеть, на пирсах под мостками Seaport вода Атлантики несет на себе грязную дерьмовую пену, щепки, бумажные тарелки, пятна бензина, хозяйственный мусор. Смотришь и хочешь туда прыгнуть. Правда, если прыгнешь, можешь и не выбраться оттуда.

Тихий океан / Вэнис-бич

Вэнис-бич — это предместье Лос-Анджелеса. Это собрание картонных и фанерных желтых и розовых старых домиков на самом берегу океана, где широкая полоса отличного песка непрерывно подвергается наездам могучего ровного океана. В песок негусто, но достаточно часто воткнуты высоченные пальмы. Долгое время здесь царила захолустная тоска, были черт знает какие дачки, не из лучших. Первыми на этот район обратили внимание хиппи в конце 60-х, стали заселяться массово в картонные розовые домишки. Вместе с хиппи пришли наркотики и торговцы наркотиками. Постепенно район становился модным. Я впервые попал на Вэнис-бич в 1976 году во время смурного и оставшегося мною забытым молниеносного визита в Калифорнию к моему другу московского периода Олегу Чиковани. Доктор-нейрохирург, он работал доктором-анастезиологом и из кожи вон лез, чтобы получить американский диплом. Я прилетел к нему, как утопающий хватается за соломинку, где-то в период с 19 декабря 1975 года по начало февраля 1976 года, то есть я уже жил в трагедии, еще с Еленой, но мы уже объяснились, я знал, что у нее есть другой мужчина. Чего я хотел от Олега Чиковани, my God?! Я инстинктивно желал прижаться к другу, остаться там, в Калифорнии. Но пробыл всего несколько дней и улетел обратно в свою трагедию. В один из этих нескольких дней мы приехали на машине Олега на Вэнис-бич, где жил тогда Феликс Фролов, наш общий знакомый.