Книга вина - [64]

Платон во второй книге «Законов» разрешает употреблять вино только для лечения больных.

Оттого что винопитие неразлучно с опьянением, Диониса уподобляют быку и барсу, так как он пробуждает в пьяных насилие. Алкей:

Иной раз приготовляя слаще меда,

Иной – колючек острее. <…>

Аристон Кеосский прекрасно сказал, что приятнейшее питье должно соединять в себе сладость с благоуханием. Поэтому и так называемый нектар, который приготовляют в окрестностях лидийского Олимпа, представляет собой вино, смешанное с воском и настоенное на цветах. Известно мне также, что Анаксандрид считает нектар не напитком, но пищей богов:

Нектаром набиваю рот за трапезой,

Хлещу амбросию, Зевесу самому

Прислуживаю, надуваюсь важностью,

Когда болтаю с Герой или спать ложусь

С прелестной Афродитой.

И Алкман говорит, что боги «нектаром питаются»; и Сапфо:

С амвросией там

воду в кратере смешали,

Взял чашу Гермес

черпать вино для бессмертных.

Гомеру, однако, нектар известен только как напиток богов. Ивик же утверждает, что амбросия в девять раз слаще меда, когда говорит, что по приятности мед в сравнении с амбросией составляет девятую долю.

Дурных людей среди пьянчужек не найдешь.

Ведь Бромий, сын двух матерей, с негодными

Не водится, не любит он невежества, —

говорит Алексид, а также что вино

сверх меры им упившихся

Ораторами делает.

Автор же посвященной Кратину эпиграммы говорит:

«Милой душе песнопевца вино – точно конь быстроногий;

Кто воду пьет, тому слов мудрых не изречь».

Так, Дионис, говорил твой Кратин, винный дух издавая, —

Не меха одного, а целой бочки дух.

И оттого его дом постоянно был полон венками,

И лоб его, как твой, увенчан был плющом.

Полемон пишет, что в Мунихии почитают героя Акратопота (Пьяница), на спартанских же фидитиях поварами установлено чествование героев Маттона (Жеватель) и Кераона (Смешиватель). Также в Ахайе почитается Дейпневс, имя которого восходит к слову пир.

И если от сухой пищи «ни шутки не родится, ни возвышенной поэмы», то и не западет в душу ни пустозвонства, ни хвастовства. Поэтому совершенно справедливо грамматик Аристарх сохранил следующие стихи:

Где похвальбы, как храбрейшими сами себя величали,

Те, что на Лемне, тщеславные, громко вы произносили?

Чаши до дна выпивая, вином через край налитые, – отбросив стих,

Там на пирах поедая рогатых волов неисчетных, —

объясняющий заносчивость эллинов мясоедением. Ибо не всякое благодушное изобилие заставляет хвастать, шутить и насмешничать, но только когда опьянение изменяет образ мыслей, обращая его ко лжи.

Поэтому Вакхилид пишет:

Когда сладостная неминуемость спешащих кубков

Свежие горячит юношеские души,

Мгновенными пронизывая их чаяниями Киприды,

Неразлучно едиными с дарениями Диониса.

Высоко тогда возносятся людские заботы,

Венцы городов падают в прах пред каждым,

Каждый себе мнится владыкой над целым миром.

Дом сверкает золотом и слоновой костью,

Полные пшеницею, по сияющему морю

Плывут корабли твои с египетским богатством, —

Так застольными мечтами волнуются души.

И Софокл говорит:

…лекарство от печалей – опьянение.

И у других поэтов говорится: «дар полей, вино, веселящее сердце». Одиссея же царь поэтов заставляет утверждать, что

…человек, укрепяся вином и насытяся пищей,

Может весь день под оружием с силой враждебных сражаться.

Дух в его персях и крепок и бодр и т. д.

[О том,] что Симонид возводил начало винопития и музыки к одному источнику: именно за питьем были придуманы в аттической деревне Икарии комедия и трагедия. Случилось это во время сбора винограда (τρύγη), – поэтому комедия называлась прежде тригодией.

Он, Дионис, на утешенье горю

Дал людям виноград, – а без вина

Какая уж любовь, какая радость! —

говорит в «Вакханках» Еврипид. И Астидамант:

Лекарство от печали виноградная

Лоза открыла смертным – мать вина.

Без просыпу вино в себя вливающий,

Теряет ум, но если пьешь умеренно,

Разумен станешь, —

говорит Антифан.

Я выпил-то не до потери разума,

А ровно столько, чтобы мог еще язык

Членораздельно буквы выговаривать, —

говорит Алексид.

Селевк же пишет, что в древности не было в обычае ни напиваться, ни переходить меру в других наслаждениях, если только это не было связано с почитанием богов. Отсюда произошли названия застолья (θοίνη) и пира (θαλεία) [и пьянства (μέθη)]: первое было названо так из предположения, что опьяняться следует, только славя богов (θεοί), второе потому что, собираясь за столом, в честь богов солили пищу – это ведь и есть «пир изобильный», – наконец, Аристотель говорит, что слово «напиваться» (μεθύεΐν) означает то, чем занимаются после жертвоприношения (μετά θύεΐν).

* * *

В конце первой и начале второй книги Афиней обращается к тому воздействию, которое оказывает вино на пирующих. Одновременно он сообщает множество сведений, проясняющих в целом затрагиваемую тему. Этот культурный и исторический контекст позволяет увидеть те многочисленные нити, что связывали традиции винопития и виноделия с основаниями античного мира. Здесь есть место и высокому, и низкому – для трагического и для комического начал. Так, «Киприи» – одна из несохранившихся поэм, посвященных истории Троянской войны. Подобные поэмы назывались «киклическими», поскольку охватывали весь «цикл» троянских мифов – от причин войны до возвращения ахейских героев на родину. Киприи рассказывали о причинах войны и о событиях, предшествовавших тем, которые составляют сюжет «Илиады».