Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века - [43]

Но и на этом фантазия не остановилась. Царь ввел брадобритие и немецкое платье, царицу отослал, Монсову взял, стрельцов переказнил — все по возвращении из-за границы, но он ли это приехал? Немцы погубили настоящего царя Петра у себя и прислали на Русь другого, своего, немца же, чтоб обусурманить православных. Сначала, вероятно на основании слухов о неприятностях в Риге, создалась следующая сказка: «Как государь и его ближние люди были за морем и ходил он по немецким землям и был в Стекольном (Стокгольме), а в Немецкой земле Стекольное царство держит девица, и та девица над государем ругалась, ставила его на горячую сковороду и, сняв с сковороды, велела его бросить в темницу. И как та девица была именинница, и в то время князья ее и бояре стали ей говорить: пожалуй, государыня, ради такого своего дни выпусти его, государя, и она им сказала: подите посмотрите: буде он валяется, и для вашего прошенья выпущу. И князи и бояре, посмотря его, государя, ей сказали: томен, государыня! и она им сказала: коли томен, и вы его выньте, и они его, выняв, отпустили. И он пришел к нашим боярам; бояре перекрестились, сделали бочку и в ней набили гвоздья и в тое бочку хотели его положить, и про то уведал стрелец и, прибежав к государю к постеле, говорил: царь государь, изволь встать и выйти, ничего ты не ведаешь, что над тобою чинится, и он, государь, встал и вышел, и тот стрелец на постелю лег на его место, и бояре пришли и того стрельца, с постели схватя и положа в тое бочку, бросили в море». Сказка не говорила, что сделалось потом с Петром, и люди, враждебные преобразованию, стали распространять слух, что он погиб за границею, а на его место явился немчин: «Это не наш государь, немец, а наш царь в немцах в бочку закован да в море пущен».

Противники преобразования не остановились и на немецком происхождении Петра. Мы знаем, что в России были люди, которые давно уже толковали об антихристе, видели его и в Никоне, и даже в царе Алексее Михайловиче; понятно, что они заговорили еще громче о пришествии антихриста, когда увидели такую полную перемену старины, совершенную сыном Алексея.

В июне 1700 года в Преображенский приказ явился певчий дьяк Федор Казанец с доносом: приходили к нему зять его, подьячий Алексеев, с женою и сказали: живут они у книгописца Гришки Талицкого и слышат от него про государя всякие непристойные слова, да он же, Гришка, режет неведомо какие доски, хочет печатать тетради и, напечатав, бросать в народ. Талицкий узнал, что его ищут в Преображенском, и скрылся, но потом был отыскан, подвергнут пытке и признался, что составил письмо, будто настало ныне последнее время и антихрист в мир пришел, т.е. государь, также и другие многие статьи писал государю в укоризну и народу от него отступить приказывал, слушать и подати платить запрещал, а велел взыскать князя Михаила, от которого будет народу добро. Списки с своих сочинений давал своим единомышленникам и друзьям и за то брал с них деньги. О последнем времени и антихристе вырезал две доски, хотел на них печатать листы и хотел их отдавать в народ безденежно к возмущению на государево убийство. Имя князя Михаила он писал для того: как государь пойдет с Москвы на войну и стрельцы, разосланные по городам, соберутся к Москве, то чтоб они выбрали в правительство боярина князя Михаила Алегуковича Черкасского для того, что он человек добрый. Талицкий показал, что о последнем веке и об антихристе он разговаривал с тамбовским епископом Игнатием, который вслед ему все это написал в книгу и прислал ему пять рублей денег, и он за эти деньги написал епископу тетради. Игнатий признался, что слышал от Талицкого поносные слова на государя, и говорил: «Видим мы и сами, что худо делается, да что мне делать, я немощен»; просил Талицкого написать все в тетрадях получше, чтоб можно было ему, Игнатию, в том деле истину познать. Талицкий уличал Игнатия в том, что когда он слушал написанное в тетрадях, то плакал и, взявши тетради, поцеловал их. Потом Талицкий показал на боярина князя Ив. Ив. Хованского, который говорил ему: «Бог дал было мне венец, да я потерял: брали меня в Преображенское, и на генеральном дворе Никита Зотов ставил меня в митрополиты, и дали мне для отречения столбец, и по тому письму я отрицался, и в отречении спрашивали вместо: веруешь ли? — пьешь ли? и тем своим отречением я себя и пуще бороды погубил, что не спорил, и лучше было мне мучения венец принять, нежели такое отречение чинить». (Хованский рассказывал о шутовских обрядах в компании.) Поп Андрей показал, что Талицкий государя антихристом называл и говорил: «Какой он царь: сам людей мучит!», говорил и про царевича: «От недоброго корня и отросль недобрая; как я с Москвы скроюсь, то на Москве будет великое смятение». Монах Матвей показал: «Талицкий пришел к нему в келью, принес с собою тетрадку об исчислении лет и говорил: „Питаться стало нечем, а вы что спите? Пришло последнее время; в книгах пишут, что будет осьмой царь антихрист, а ныне осьмой царь Петр Алексеевич, он-то и антихрист“. Бояре приговорили: Гришку Талицкого с пятью товарищами казнить смертию, других бить кнутом и сослать в Сибирь; тамбовского епископа Игнатия, расстриженного, сослать в Соловки, в тюрьму; князь Хованский умер до окончания дела под караулом.