Книга таинств Деливеренс Дейн - [31]

Дерево сегодня сильно удобное, — подумала девочка, устраиваясь поуютнее между двумя толстыми узловатыми ветвями: на одной она сидела, а на другую оперлась спиной. Она поболтала ступнями в воздухе, наслаждаясь ощущением пустоты под ногами. На дереве было прохладнее, летний ветер играл локонами на лбу, забирался в рукава и под чепец. Она хихикнула было, но тут же смолкла.

Сверху земля казалась далекой, зеленый шалаш из листвы и веток надежно укрывал от посторонних глаз и давал восхитительную возможность подсматривать за соседями, которые ничего не подозревали. В саду на дальнем конце улицы она разглядела согнувшуюся над грядкой тетушку Джеймс в соломенной шляпе, а еще дальше, на повороте дороги — ее мужа, достопочтенного Джеймса, верхом на муле направляющегося к пристани. Тетушка Джеймс выпрямилась и схватилась руками за поясницу. Девочка улыбнулась.

В ближнем дворе слышались свист и глухие удары — отец рубил дрова. Вжих, хрясь, бум! А потом стук поленьев, которые он кидал за спину в кучу. Вжих, хрясь, бум! Девочка знала, что за листвой она незаметна, но все равно старалась сидеть тихо, чтобы ее не нашли. На неделе священник что-то говорил в проповеди про ленивых детей, и горожане стали строже к своим отпрыскам. Девочка прислонилась затылком к стволу и сморщила нос.

Живот заурчал, и она прижала к нему руки, пытаясь утихомирить. Посмотрела на ветки вокруг себя и, накручивая на палец прядь волос, задумалась о еде. Цветы на дереве опали неделю назад, яблоки только-только завязались. Она подтянула к себе и зажала в ладонях веточку с кистью маленьких яблок. Мамины подруги хвалили ее, говорили, что у нее «свой» подход к растениям, и сейчас она покраснела, вспомнив их слова. Девочка пристально смотрела на яблочки, которые еще не пошли в рост. Гордыня — грех, — пожурила она себя. Но в животе снова булькнуло, и она опять сосредоточила взгляд на веточке, чувствуя, как ее желание струится через руки и вливается в дерево. На ее глазах самая большая завязь задрожала и начала надуваться, как пузырь, растягивая кожицу, и из светло-зеленой превратилась в коричневато-красную. Набухая и потрескивая, яблоко стало расти и выросло с кулак девочки, потом с два кулака, а потом вдруг предательски сорвалось с ветки и шлепнулось на землю, брызнув во все стороны сочной мякотью.

Удары топора стихли.

— Ма’си! — вдруг услышала девочка голос отца.

Девочка выпятила нижнюю губу — застукали.

— Ма’си Дейн, слезай сейчас же, — сказал отец, подходя к дереву. Мерси, обиженно надулась, и тут сквозь листву она увидела внизу загорелое лицо отца. Мерси забеспокоилась: вдруг он сердится? Но он улыбался, и вокруг глаз лучиками собрались морщинки. Мерси тоже улыбнулась ему. Он поманил ее рукой, и Мерси, схватившись за ветку двумя руками, скользнула вниз, умудрившись не запутаться в ворохе юбок, и приземлилась недалеко от остатков упавшего яблока.

— Надо лущить горох, а ты весь день прохлаждаешься на дереве, — сказал он, скрестив руки и качая головой. Мерси молча опустила голову и спрятала руки под передник. — А если я начну бездельничать, и у нас не будет дров, чтобы готовить еду? Что тогда?

Она пожала плечами и стала возить босой ногой по песку.

— Ма’си! — повторил он.

— Прости, папа, я больше не буду, — прошептала она.

— Ну ладно, — сказал он, кладя тяжелую руку ей на плечо. — Ловлю на слове.

Отец кивнул на плетеную тростниковую корзину, которую Мерси бросила под деревом несколько часов назад, а сам выдернул топор из полена и стал снова рубить дрова. Сейчас же послышалось: вжих, хрясь, бум. Мерси шмыгнула за дерево, схватила корзину и поспешила в огород позади дома.

День выдался теплым, и в платье было нестерпимо тяжело и жарко. Она срывала один за другим стручки и бросала их в корзину, стоящую на земле, напевая себе под нос простенькую мелодию. Дойдя до конца грядки, она наткнулась на пестрый, грязноватого цвета хвост, лежавший в пыли. Принадлежал он маленькой собаке, которая дремала на спине в тени гороховых кустов.

— Привет, Пес!

Мерси опустилась на колени, чтобы приласкать собаку, и та в ответ широко зевнула и потянулась всеми лапами, как кошка. Хорошо бы поменяться с ним местами, — подумала Мерси, — я бы спала без платья в тени, а он лущил бы горох с мамой на жаркой кухне.

— Мерси-и-и! — прокричал из дома женский голос.

— Она в саду, Ливви, — ответил отец, на секунду отвлекшись от дров.

Мерси вскочила на ноги, вытерла нос рукавом и потащила свою объемистую корзину к задней двери дома.

Протиснувшись через прихожую, она взгромоздила корзину на длинный стол в центре комнаты. В очаге с утра горел огонь — готовили еду, — и здесь было намного жарче, чем на улице. Хотя три окна были открыты настежь, через их маленькие проемы проникало очень мало воздуха. Мерси заморгала от дыма, забралась на стул около доски на табуретах, заменявшей стол, и начала чистить горох.

— Вот ты где! — сердито произнес женский голос у двери, и в комнату вошла ее мама, вытирая руки о передник.

Ее всегда теплое, открытое лицо в последнее время осунулось, но Мерси не знала почему. Губы, обычно такие улыбчивые, теперь были крепко сжаты, готовые огрызнуться. Поэтому Мерси привыкла где-нибудь прятаться — на дереве, за шкафом или в полях Джеймса с Псом.