Книга судьбы - [113]

Не успеваю я добежать до десятифутового забора из фигурных досок, как из кустов доносится треск скрытого там интеркома.

— Чем я могу вам помочь? — обращается ко мне глубокий голос.

— Привет, Рей, — называю я дежурного агента по имени. — Это Уэс.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляет меня в телефонную трубку Рого.

Еще никогда он не ошибался так сильно. Это именно то, что я должен сделать, и немедленно. Не для Мэннинга. Для себя. Я должен знать, что происходит.

Слышен металлический лязг, и калитка медленно отворяется.

— Уэс, подожди хотя бы, пока мы не просмотрим личное дело Бойла, — буквально молит меня Рого.

— Вы роетесь в его бумагах уже бог знает сколько времени — с меня хватит. Я позвоню, когда все закончится.

— Не будь таким упрямым.

— Пока, Рого, — говорю я и даю отбой. Как легко постороннему наблюдателю давать советы боксеру на ринге, как следует вести бой. Но это моя драка. Просто я не понимал этого раньше.

Шагая по подъездной дорожке, я замечаю, что на доме нет номера. Почтовый ящик, по которому можно идентифицировать его обитателей, тоже отсутствует. Но четверо агентов Секретной службы в штатском, стоящие рядом с гаражом, сами по себе служат веской уликой. Учитывая, что Нико в бегах, дом Мэннинга взят под усиленную охрану. Упрямо выпятив подбородок и глядя на бледно-голубой особняк в колониальном стиле, я говорю себе: «Как хорошо, что мне известно, где живет президент!»

Глава семьдесят третья

— Когда вы впервые встретились с ним? — спросила Лизбет, держа одной рукой сотовый, а другой делая пометки на бумаге.

— Нас познакомила общая приятельница, — ответила Виолетта, и голос ее предательски дрогнул. — Это было давно. В тот момент это было лишь шапочное знакомство, ограничившееся одним только представлением.

— Представлением?

— Вы должны понимать, что к такому мужчине, как он, нельзя просто подойти и начать вилять перед ним хвостом. В этом городе, с такими деньгами… учитывая, что могут потерять эти люди… единственное, что их по-настоящему волнует, — это осторожность и осмотрительность, понимаете? Они должны соблюдать правила приличия, если угодно. Вот почему его прислали ко мне.

— Конечно, — согласилась Лизбет и нацарапала в блокноте «уличная проститутка». — Итак, вы…

— Мне было двадцать, я была еще совсем молоденькая, — с нажимом заявила Виолетта. Ей не нравилось, когда ее осуждали. — Но мне повезло хотя бы в том, что я умела хранить секреты. Поэтому я и получила эту работу. А с ним… во время наших первых двух… свиданий… я даже ни разу не назвала его по имени. Уже одно это гарантировало, что он снова пригласит меня. Гладиаторы должны завоевывать свою даму сердца, верно? — задала она риторический вопрос и рассмеялась негромким и невеселым смехом.

Лизбет не засмеялась в ответ. Чужая боль не доставляла ей удовольствия.

— Я знаю, о чем вы думаете, — быстро продолжала Виолетта, — но поначалу все было очень мило и славно. Честное слово, он был таким… он был нежным — всегда спрашивал, как я себя чувствую… Он знал, что у меня больна мать, поэтому справлялся о ее здоровье. Я знаю, знаю — он политик, но мне было всего двадцать, а он… — Голос у нее сорвался.

Лизбет ничего не ответила. Но тишина становилась тягостной, и она сказала:

— Виолетта, вы…

— Это звучит очень глупо, но я была в восторге оттого, что нравлюсь ему, — выпалила ее собеседница, явно пытаясь сдержать слезы. Судя по всему, подобная вспышка удивила даже ее саму. — Прошу прощения, мне надо… Мне очень жаль…

— Вам не за что просить прощения.

— Я знаю. Просто… для меня имело очень большое значение то, что я ему нравлюсь… что он все время возвращался ко мне, — пояснила женщина, шмыгая носом и заново переживая свою боль. — Какое-то время я его не видела, а потом звонил телефон, и я начинала прыгать от радости, как если бы меня пригласили на бал. И так оно и продолжалось до тех пор… до тех пор пока однажды ночью он не ушел, и от него не было известий почти три месяца. Я так… честно говоря, поначалу я очень волновалась и переживала. Может быть, я сделала что-нибудь не так. Или он рассердился на меня. А потом, узнав, что он в городе, я сделала то, чего не должна была делать ни при каких обстоятельствах… я совершила ужасную глупость, поступила против всех правил, — едва слышным шепотом призналась Виолетта. — Я позвонила ему сама.

Услышав это, Лизбет перестала писать.

— Он приехал ко мне через десять минут, — сквозь слезы выдавила Виолетта. — Когда я открыла дверь, он молча ворвался… убедился, что его не видно с улицы… а потом он, — клянусь, он никогда не позволял себе такого раньше…

— Виолетта, я понимаю вас, все…

— Я никак не ожидала, что он меня ударит, — продолжала женщина, захлебываясь слезами. — А он все кричал: «Как ты посмела! Как ты посмела!» Я пыталась сопротивляться — я занималась… я… я никогда не считала себя слабой… он схватил меня за волосы и… и толкнул так сильно, что я… врезалась в зеркало на комоде.

Глядя на свое отражение в экране монитора, Лизбет не шевелилась.

— В зеркале я видела, как он стоит у меня за спиной… а когда я ударилась… я все равно не выпускала его из виду… его лицо… у него были такие красные, налитые кровью глаза. Мне показалось, что он сорвал маску и выпустил на свободу… зверя, который сидел у него внутри! — выкрикнула Виолетта. — И… и… и когда он ушел… и за ним захлопнулась дверь, и из носа у меня текла кровь, я все равно… я понимаю, что вы не поверите, но я скучала по нему! — всхлипывая, причитала женщина. — Должно быть, я кажусь вам глупой и достойной презрения?