Книга россказней - [13]

Шрифт
Интервал

Каждый раз я вскакиваю и несусь навстречу со множеством вопросов: как-дела, что-нового, почему-так-поздно…

Друг ничего не отвечает. Молча снимает кожанку, наголовник, налапники и проходит в комнату. Последовательность его действий всегда одинакова и не отличается разнообразием: включает телевизор, ставит на стол бутылку, наливает из нее в стакан, выпивает, закусывает отобранной у храпуна едой и принимается пускать дым из носа. Я кручусь рядом, мучая вопросами, на которые он никогда сразу не отвечает. Когда ему надоедает, он злится и ругается.

– Кот! – орет он, – иди ты… Далее следует перечень адресов, куда он хотел бы меня отправить, и желательно навсегда. – Кот!

Я обижаюсь и на время отстаю от него. Ах, да! Я же забыл сказать, что Друг называет меня Котом. Почему? Надо у него спросить. Я не знаю.

Выговорившись, он замолкает, сидит и дымит. Тоже мне – надулся как мышь на крупу.

Ладно. Я не гордый. Подхожу и пытаюсь завязать разговор. Друг у меня отходчивый – обнимает и теребит за голову. И мне сразу так мурненько-мурненько становится.

Он допивает бутылку и принимается рассказывать, как провел день. Я молча слушаю, иногда вставляя свои замечания и переспрашивая. Потом он ложится спать. Я сворачиваюсь клубком в изголовье и напеваю баюкательную песенку. Утром Друг уходит на работу. И так повторяется изо дня в день с некоторыми отклонениями, когда Друг сидит дома и никуда не ходит. Иногда к нему заглядывают гости. Среди них бывают и самки, с которыми он уединяется в комнате. Порой я наблюдаю за их размножительными движениями. Забавно!

Но в основном мой Друг один. Я иногда думаю, что было бы неплохо, если бы он завел себе постоянную самку. Котишек бы народили. А то на старости лет ему никто и блох не повытаскает. Но Друг об этом, кажется, и не помышляет. Жалко! Все повеселее было бы. Хотя жилище у нас, прямо сказать, невелико – три на четыре моих прыжка. Если еще самка с детенышами поселятся – тесновато станет. Но это ничего, лишь бы Другу хорошо было.

Мне и так неплохо, даже когда я один остаюсь.

Думаете, мне скучно? Да Мур с вами! Умному одиночество не мешает, даже, наоборот, помогает. Я сижу на подоконнике, взираю на мир и размышляю. О чем? Да обо всем!

Например, о смысле мытия или о создателе нашем – Муре, пострадавшем от Гавлая. Поэтому наше племя и ненавидит его, а его потомки, в свою очередь, нас. Но, ничего, отольются когда-нибудь псам муркины слезки. Хотя о Муре много споров. У каждого он свой и выглядит по-разному. Но большинство сходится во мнении, что после нашей кончины все мы попадем в Мурдом и предстанем пред Его Судом. А Мур уже определит: кому несъедаемый котел мяса, кому вечное висение на хвосте и нескончаемые пытки пылесосом. Впрочем, некоторые наши заумные мурченые вообще отрицают его существование и утверждают, что произошли все мурчане от шебуршей. Якобы те – низшая ступень нашего развития. Придумали тоже! Сцапал недавно пару шебуршей, которые к нам по ошибке заскочили. Пытался с ними о жизни поговорить – пищат, и все. Ничего понять невозможно. Пришлось неучей за незнание языка съесть. Может, они, конечно, и к низшей ступени развития относятся, но точно не наши далекие предки. Вот Свистун – их родственник. Живет он в клетке в углу квартиры, ничего не делает, только ест и свистит. Чего сидит, чего свистит – не разберешь. Друг его Свином называет. Зачем его держит – непонятно. Я сначала надеялся, что на мясо. Только не в Свина корм – время идет, а он не жиреет. Да и как вырастешь, когда пичкают тебя травой и овощами. Это же кошмар какой-то! Я от такой диеты когти откинул бы сразу. А тому хоть бы хны: сидит и свистит, сидит и свистит – достал уже. Зачем нахлебника держать? Но Друг у меня вообще странный. Как-то решил меня удивить. Взял и приволок домой дерево. Вы только вслушайтесь: дерево – домой! Он бы еще пруд выкопал и рыбок туда напустил! Посадил его, значит, возле окошка, фигни всякой понавешал… Воняет, конечно, здорово, ничего не скажешь. Я потом полдня чихал, пока не привык. Но на кой пес мне дерево, пылесос меня засоси?! Я что, гавлай какой-нибудь, чтоб на него ногу задирать? У меня свое укромное место есть. Сделал дело, закопал и гуляй смело, как говаривал мой дедушка.

Кстати, если я уж затронул эту тему… У нас с Другом негласный договор – он ко мне в горшок не ходит, я к нему. Но, когда Друга дома не было, заглянул ради интереса…Смех, да и только! Стул с дырой! Ну, вот как на нем сидеть?! Попробовал: скользко, неудобно и сушиться потом долго.

А иногда я на досуге мыроскопы сочиняю, это меня бабушка научила, когда я еще под шкаф ползал. Согласно расположению небесных глаз, каждому уготована своя судьба. Ее можно предугадать. Зависит она от момента твоего рождения. Лично я появился на свет в знаке Молока очертания Журчуна. Поэтому жизнь моя должна сложиться тихой и без излишних волнений и тревог. Обладаю я ласковой сущностью. Пока все сходится, а дальше посмотрим.

Можно, конечно, и на волю сбежать, но мне что-то не хочется. Был я несколько раз на улице – не понравилось. Я по молодости из окошка выпал. Когда летел, обделался к своему стыду с непривычки. Друг меня потом из-под куста вытащил, домой принес, отмывал и ругался.


Рекомендуем почитать
Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.