Книга россказней - [12]

Шрифт
Интервал

– Да тогда бы не твой любимый Доктор в полосатой пижаме ходил, а я!!! – взорвался Вадим.

– Вот мы и возвращаемся к теории матрешки. Ты же сам утверждал, что люди видят лишь то, что снаружи, а не то, что внутри. О человеке мы судим по одежке, а его истинную сущность не замечаем!

– Да чего я не замечаю?! – заорал Вадим. – Вот халат санитара, – он рванул одежду на груди, так что пуговицы разлетелись по сторонам. – Под ним ничего нет, жара потому что несусветная! Или ты скажешь, что сейчас на улице сугробы?!

– Этого я говорить не стану, – печально проговорил Дмитрий, уставившись на приятеля. – Хотя все может быть.

Вадим проследил за взглядом Дмитрия. Опустив глаза, он взглянул на свою голую грудь. Пропотевшая от жары кожа была сероватой. Грязь постепенно темнела, приобретая синий оттенок. Потеки пота, оставившие светлые борозды, становились все ярче. Не прошло и полминуты, как они превратились в белые ровные полоски. Вадим с ужасом смотрел на превращения. Обхватив внезапно разболевшуюся голову, он рухнул на кровать и, уткнувшись в подушку, завыл.

Дмитрий, словно маятник, медленно прохаживался по палате от окна с решетками до двери. Подождав, пока тот успокоится, он подошел к приятелю и сел рядом на привинченную к полу кушетку.

– Ничего страшного, – погладив по плечу Вадима, сказал он. – Зато мы теперь знаем правду.

– Да кому она нужна – твоя правда?! – взвился тот. – Что я с ней делать буду?! Шизик, который знает правду!.. Здорово! Дальше-то что? Прожить остаток жизни в психушке, зная, что не напрасно в ней сидишь! Да лучше бы я вообще ни о чем не думал и не знал! Ощущал бы себя санитаром и в ус не дул! Что мне делать! Так, так, так… Содержание… Форма… – лихорадочно забормотал Вадим, бегая из угла в угол. – Содержание… Форма… Одежда. Мне нужна другая одежда. Я ее утром надену и забуду обо всем! Воспоминания, конечно, иногда станут возвращаться во сне. Но это не страшно. Мало ли кому чего снится. Так! Где бы мне раздобыть другую одежду?!

Вадим ринулся к шкафу и распахнул его. Казавшийся снаружи небольшим, тот оказался на удивление глубоким. На вешалках висели кители, халаты врачей, санитаров, рабочих, спецовки… На полках лежали фуражки, кепки, панамки, строительные каски. Внизу – разная обувь. Имелись даже ласты, которые кто-то запихнул в дальний угол. Этого вполне хватило бы, чтобы одеть с полсотни людей. Вадим, вытаращив глаза, смотрел на все это изобилие. До этого он ничего подобного в шкафу не видел.

– Ладно. Завтра с утра влезу в какую-нибудь очередную матрешку. А теперь спать! – скомандовал он сам себе и, содрав халат вместе с полосатой пижамой, запрыгнул в постель.

Дмитрий печально смотрел на своего приятеля. Постояв с полминуты у его постели, он выключил свет и улегся на свою кровать. Долго смотрел санитар на полосу света на потолке, размышляя о форме и содержании человека. Лишь когда забрезжил рассвет, провалился в бездну сна.

Буквально через час после этого Вадим очнулся. Ему ужасно хотелось пить. Пьяный ото сна, еще не понимая, кто и что он такое, Вадим, врезавшись в шкаф, отворил створку и зашел внутрь. Сообразив, что попал не туда, вышагнул обратно. Поежившись от холода, он вынул первую попавшуюся обувку и прошлепал в коридор.

От шараханья Вадима проснулся Дмитрий. Услышав, как тот проковылял в ластах из палаты, Санитар улыбнулся. Он потянулся на кровати, стараясь не помять изящного камзола.

– А ведь Доктор, как всегда, прав. И какую только ерунду не вдолбишь в головы этим тупым людям. Опять Он вернется сегодня с уловом, – подумал Дмитрий, почесывая копытцем рожки.

Мой друг

Тишина никогда не бывает безмолвной. По крайней мере, я таковой никогда не встречал. Даже ночью квартира полна копошащимися в укромных уголках звуками. Другое дело, что в темное время суток ведут себя они не так нагло и явственно, как средь бела дня. Но, как говаривал мой предок, выцарапавший человеческие мудрости из сомкнутых страниц: имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, имеющий ноги да уидит… Хотя об истинности данного изречения судить тоже не берусь, ибо, как сказал все тот же мой пращур: не судите да не судимы будете. Он вообще очень любил продолжать эти выражения, приставляя к ним действия разного характера и выводить результат. Но вернемся к нашим звукам. Как было уже выше сказано, абсолютная тишина никогда не касалась краешков моих весьма чутких ушей и не пыталась в них заползти. Когда жилище наполняется тьмой, звуки продолжают обделывать свои делишки, от которых поневоле вздрагиваешь.

Кругляш на стене, причмокивая от удовольствия, пережевывает время, расчленяя и выплевывая сквозь вращающиеся клыки мгновения. В углу храпит с набитым брюхом кладезь пищи, вздрагивая и замирая, когда ему видятся кошмары. Половицы выпрямляют с хрустом затоптанные спины, трещат широкие плечи шкафов, вогнутые сиденья стульев, нет-нет да взбрыкнет шальной пружиной диван.

Мало в квартире своих звуков, так еще чужаки норовят пробраться. Храпы, присвисты, вскрики, бормотание, шумы… И все их приходится тщательно выслушивать, чтобы не пропустить нужную череду звуков: хлопок входной двери, затем – шарканье подошв по лестнице и, наконец, скрежет ключа. Я уже знаю, что это вернулся мой Друг, которого я с нетерпением жду.


Рекомендуем почитать
Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.