Книга птиц Восточной Африки - [25]
Томас Ньямбе был, можно сказать, потомственным правительственным шофером. Когда зрение его отца ухудшилось настолько, что он, как ни щурился, уже не мог ехать в сторону солнца, работа вместе с формой перешла к Томасу. Отец научил его вождению и прочим профессиональным премудростям: Томас умел не только безупречно управлять и содержать в образцовом порядке транспортное средство, но также быть молчаливым и незаметным, как подобает истинному шоферу.
Спросите любого водителя такси, и тот расскажет, что иногда кажется себе невидимым. Пассажиры такси говорят о самых важных и самых интимных вещах так, словно рядом нет никого постороннего, словно машина едет сама. То же бывает и с правительственными шоферами. Отец Томаса объяснил ему это, не научив, однако, ни читать, ни писать. Томас Ньямбе так и остался неграмотным. Он, конечно, «читал» дорожные знаки (что, впрочем, довольно бессмысленно в Кении: краска на немногочисленных знаках сильно облуплена, и понять, что на них изображено, практически невозможно). Томас хорошо разбирался в цифрах и денежных купюрах, назубок знал, сколько стоит бензин, масло (для двигателей и трансмиссий), ликвидация небольшого прокола шины и прокола серьезного, — словом, все то, что необходимо знать правительственному шоферу. Однако мир букв был ему чужд, и хотя, крутя баранку и беседуя с другими водителями, он узнавал очень много о работе правительства и делах министров, ему не приходило в голову это записать — точно так же, как не пришло бы в голову составлять список птиц, увиденных на экскурсиях по вторникам, которые он вот уже целых пять лет посещал в свой законный выходной.
Мистер Малик познакомился с Томасом Ньямбе у Национального музея, когда пришел на свою самую первую птичью экскурсию. Роз Мбиква встретила его очень тепло, но мистер Малик все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Чернокожий мужчина, который стоял чуть позади остальных и молча улыбался, сам подошел к нему, представился, и они мгновенно стали друзьями. Вот так вот запросто. Такое случалось и со мной — и наверняка с вами. Мистер Малик и Томас Ньямбе обменялись пожеланиями доброго утра, и каждый сразу почувствовал, что встретил родственную душу. И хотя оба не отличались разговорчивостью, им с первой минуты было легко друг с другом, что одновременно удивляло и казалось совершенно естественным.
Время шло. С каждым разом они обменивались все большим количеством слов. Томас Ньямбе узнал, что мистер Малик вдовец, а мистер Малик — что Томас Ньямбе уже почти тридцать лет правительственный шофер, что его жену зовут Гиацинта и что у них было семеро детей, но двое недавно умерли.
— У меня тоже умер сын, — сказал мистер Малик. Прошло четыре года, но он до сих пор избегал говорить о сыне.
Мистер Ньямбе рассказал, что живет в Саутлендз, но что за годы они с братом накопили деньги на покупку небольшой прибрежной фермы чуть севернее Малинди, на родине отца. Брат сейчас там, строит дом, потом построит еще один для Томаса, куда тот переедет, когда выйдет на пенсию.
— Хорошо иметь землю и с нее кормиться. А вы, мистер Малик, собираетесь когда-нибудь уехать из Найроби?
— Я не фермер, мистер Ньямбе. Дед мой выращивал овощи, но сам я, похоже, в отца. Знаете, говорят, земля в Найроби такая плодородная, что, посадив семя, нужно успеть вовремя отскочить — не то вас поранит ростком. Увы, мой отец, сколько бы семян ни сажал, мог пораниться исключительно тяпкой. Сельское хозяйство — не наша стихия. Думаю, я останусь в Найроби.
— Но ведь в деревне гораздо больше птиц.
— Разумеется, мистер Ньямбе, а я, как вы знаете, их очень люблю. Но птиц мне хватит и в саду, и в окрестностях города. Ну и на экскурсиях, конечно.
И все же, невзирая на внешнее спокойствие, новый друг мистера Малика был человек страстный. Он обожал семью, птиц и Кению.
19
Цесарка
Найроби, в котором росли Томас Ньямбе и мистер Малик, сильно отличался от сегодняшнего, расползающегося во все стороны. Раньше центр города состоял всего лишь из нескольких улиц, окруженных садами и парками; берега реки обрамляли заросли папируса, а не картонные домики бродяг. На недолгом пути от главпочтамта до вокзала вам вполне могло перебежать дорогу семейство цесарок, а в саду генерал-губернатора гнездились ночные цапли.
— Конечно, птиц, мистер Малик, у нас по-прежнему много, но встретить ночную цаплю или хотя бы цесарку давно уже не так просто.
Возможность поехать понаблюдать за птицами в компании единомышленников, да еще на хорошей машине, мистер Ньямбе считал настоящим счастьем. В птицах, в их естественной красоте и свободе есть нечто поистине целительное для души. Однако человек, который копит деньги на покупку земли и возведение дома, не должен транжирить честно заработанные шиллинги на поездки за город в общественном транспорте, пусть и ради собственной души. Поэтому в дни птичьих экскурсий мистер Ньямбе неизменно оказывался на переднем пассажирском сиденье старого зеленого «мерседеса» мистера Малика. В благодарность он непременно приносил с собой какое-нибудь угощение — пряные гороховые кексы или сахарные бисквиты, которые специально пекла его жена Гиацинта. Мистер Малик успел полюбить гороховые кексы, но сахарных бисквитов, при всем уважении, больше одного съесть не мог.
