Книга потерянных вещей - [54]

У Александра было столько вопросов, что он не знал, с какого начать. Он открыл было рот, но госпожа взмахом руки остановила его.

— Теперь я покину тебя, — сказала она. — Спи, ибо я желаю, чтобы ты как можно скорее поправился и покинул это место.

Зеркало замерцало, и образ госпожи сменился отражением Александра. Ему пришлось вернуться в постель.

Проснувшись на следующее утро, он обнаружил рядом с кроватью свежий хлеб и кувшин теплого молока. Он не слышал, чтобы ночью кто-то входил. Александр выпил молока и, жуя хлеб, подошел к зеркалу. Там было только его отражение, но он не сомневался, что госпожа за стеклом и наблюдает за ним.

Александр, подобно многим благороднейшим рыцарям, был не только воином. Он одинаково хорошо играл на лютне и на лире. Он сочинял стихи и даже немного рисовал. Он любил книги, ибо в книгах заключались познания всех тех, кто жил до него. Вот почему, когда вечером за стеклом появилась госпожа, он попросил у нее что-нибудь из этих предметов, чтобы скрасить время своего выздоровления. На следующее утро взору его предстала стопка старых книг, слегка запыленная лютня, а также холст, краски и несколько кисточек. Он поиграл на лютне и принялся листать книги. Здесь были самые разнообразные сочинения: исторические и философские, астрономические и нравоучительные, поэтические и религиозные. Он читал день за днем, а госпожа стала чаще появляться за стеклом, задавая ему вопросы об этих книгах. Он понял, что она много раз читала все эти тома и прекрасно знает их содержание. Александр удивился, ибо в его стране женщины не имели доступа к подобным книгам, однако был благодарен ей за эти беседы. Как-то госпожа попросила его поиграть для нее на лютне, и когда он исполнил просьбу, ему показалось, что музыка доставила ей удовольствие.

Вот так шли дни, складываясь в недели. Госпожа все чаще появлялась за стеклом, беседовала с Александром об искусствах и книгах, слушала его игру на лютне и расспрашивала о том, что он рисует, так как Александр отказывался показать ей свою картину, пока она не закончена, и добился обещания не смотреть на полотно, когда он спит. И хотя раны Александра почти зажили, госпожа, казалось, больше не желала его отъезда, да и сам Александр не хотел уезжать, потому что он влюбился в эту непонятную, закрытую вуалью женщину за стеклом. Он рассказывал ей о битвах, в которых сражался, и о славе, которую снискал своими подвигами. Ему хотелось, чтобы она узнала, что он благородный рыцарь, достойный благородной дамы.

Два месяца спустя госпожа пришла к Александру и села на свое обычное место.

— Чем ты опечален? — спросила она, ибо он явно был подавлен.

— Я не могу завершить картину, — ответил он.

— Почему? У тебя кончились кисти и краски? Чего еще тебе не хватает?

Александр повернул стоящий у стены холст, чтобы госпожа смогла увидеть изображенное на нем. Это был ее портрет, но без лица, так как Александр еще не видел его.

— Прости меня, — сказал он. — Я полюбил тебя. За те месяцы, что мы провели вместе, я так много о тебе узнал. Я никогда не встречал женщины, подобной тебе, и боюсь, уже не встречу, если уеду отсюда. Могу я надеяться, что ты разделишь мои чувства?

Госпожа опустила голову. Казалось, она хочет ему ответить, но тут зеркало замерцало, и она скрылась из виду.

Шли дни, а госпожа не появлялась. Александр гадал, каким словом или поступком он обидел ее. Каждую ночь он беспробудно спал, и каждое утро появлялась еда, но он не мог застать приносящую ее госпожу.

Затем, пять дней спустя, он услышал, как в замке повернулся ключ, и в комнату вошла госпожа. Ее по-прежнему укрывала вуаль, и она все так же была во всем черном, но Александр почувствовал в ней какие-то перемены.

— Я обдумала твои слова, — сказала она. — Я тоже испытываю к тебе симпатию. Но скажи мне, и скажи искренне: любишь ли ты меня? Будешь ли всегда любить меня, что бы ни случилось?

В глубине сердца Александра жила юношеская горячность, и он ответил, почти не задумываясь:

— Да, я буду любить тебя вечно.

Тогда госпожа подняла вуаль, и перед Александром впервые предстало ее лицо. Наполовину это было лицо женщины, наполовину звериная морда, дикое порождение лесов, подобное пантере или тигрице. Александр хотел что-то сказать, но был настолько потрясен увиденным, что не смог вымолвить ни слова.

— Такой меня сделала мачеха, — сказала госпожа. — Я была прекрасна, а она завидовала моей красоте и потому прокляла меня, придав моему лицу черты животного. Она сказала, что теперь никто меня не полюбит. Я поверила ей и скрывала свой позор от посторонних глаз, пока не явился ты.

И госпожа с распростертыми объятиями устремилась к Александру. В ее глазах, преисполненных надежды и любви, оставалась лишь слабая тень страха, оттого что она впервые открылась ему, как никогда не открывалась ни единому человеческому существу. Сердце ее было обнажено, словно рассеченное острым клинком.

Но Александр не шагнул ей навстречу. Он отпрянул, и в этот миг участь его была решена.

— Бесчестный негодяй! — вскричала госпожа. — Непостоянная тварь! Ты говорил, что любишь меня, но ты любишь только себя!