Книга Перемен - [16]

Процесс упорядочения городской топонимики растянулся на многие десятилетия. Уже в середине XVIII столетия Петербург начал осваивать территориальный и тематический принцип наименования улиц. Этот принцип ведет свое начало от знаменитых линий Васильевского острова, которых еще недавно было 27, и рот гвардейских полков, переименованных затем в Красноармейские, Советские и другие улицы. Помните школьную загадку: «Назовите пятьдесят улиц Ленинграда за одну минуту»? Ответ был известен заранее: «27 линий Васильевского острова, 13 Красноармейских и 1 °Cоветских улиц». Не забудем и об улицах в Литейной части, которые в начале XVIII века назывались линиями и обозначались порядковыми номерами. Долгое время такой порядок наименования улиц сохранялся на Петроградской стороне, в слободах Семеновского, Преображенского и Измайловского полков, в других районах города.

В 1768 году императрица Екатерина II дает указание генерал-полицмейстеру Н. И. Чичерину «на концах каждой улицы и каждого переулка повесить доски с именами той улицы и переулка на русском и немецком языках; у коих же улиц и переулков нет еще имен, то оных окрестить». Одна такая доска до сих пор сохранилась на углу Дворцовой набережной и Зимней канавки. Затем появляется еще ряд сенатских указов, пытающихся упорядочить систему наименования и обозначения названий петербургских улиц. Казалось, что к началу XX века этот процесс наконец-то приобрел столь необходимую для такого большого города системность.

Но сразу после октябрьского переворота городская топонимика приобрела ярко выраженный идеологический характер. Улицам и площадям присваивались имена политических деятелей, зачастую не имевших никакого отношения не только к конкретному месту, но и к городу вообще. Переименовывались улицы, названия которых к тому времени уже составляли историческую ценность. Невский проспект стал проспектом 25-го Октября, Большая Морская улица – улицей Герцена. Это вызывало искреннее непонимание петербуржцев. Примеры этой вакханалии переименований мы увидим в ходе дальнейшего рассказа.

Петербург сталкивался с переименованиями давно. Но в дореволюционный, имперский период эти переименования были скорее случайными и нерегулярными, и чаще всего носили прагматичный характер. Новые названия или уточняли смысл старых, или давались магистралям, изменившим свой статус, функцию или территориальную принадлежность. Улицы превращались в проспекты, они продлевались, объединяя районы или части города, входили в границы военных слобод и заводских территорий и так далее. Изредка объектам давались имена почивших государей и военачальников. Еще реже это делалось в угоду политическим целям. Так, например, улицы Выборгской стороны и предпортового района получили имена городов Лифляндии и Финляндии.

Особо надо отметить то обстоятельство, что в течение двух первых веков своего существования топонимика Петербурга вообще не использовалась в идеологических, воспитательных целях. Только на рубеже XIX и XX веков впервые была предпринята попытка переименования улиц в пользу выдающихся людей России – писателей, поэтов, государственных деятелей. Благое намерение увековечить их память привело к неизбежным утратам исторических названий. Так, в 1902 году в связи с пятидесятилетием со дня смерти Гоголя имя писателя было присвоено старейшей улице города – Малой Морской. О том, как к этому отнеслись петербуржцы, мы расскажем в соответствующем месте книги. А пока, справедливости ради, отметим, что такие случаи были крайне редкими, и их можно было бы считать частными, если бы не опасный вирус переименований, который поселился в обществе.

В 1914 году, как мы уже знаем, это аукнулось в названии самого города, переименование которого из Санкт-Петербурга в Петроград вызвало бешеную волну шовинизма, результатом чего стала всеобщая поддержка царя в этом его решении. Пагубный смысл произошедшего на волне ложно понятого патриотизма был опознан далеко не многими и не сразу.

Но вряд ли кому-то в начале века могло привидеться даже в страшном сне, что произойдет с петербургской топонимикой всего лишь через одно-два десятилетия. Начиная с 1918 года волна за волной прокатился по петербургской топонимике мощный каток переименований. Первая была приурочена к первой годовщине революции.

Большевики, поставившие в октябре 1917 года Россию с ног на голову, старались закрепить это в сознании своих оболваненных революционной демагогией сограждан. Вот почему Дворянская улица превратилась в улицу Деревенской Бедноты, Кавалергардская стала улицей Красной Конницы, Почтамтская – улицей Союза связи, Мещанская – Гражданской и так далее. Все переименования носили ярко выраженный классовый характер, и если, например, в 1923 году принималось решение об увековечивании памяти деятелей литературы, то в основном эти деятели были либо причислены к лагерю революционных демократов, либо в своем творчестве сочувственно относились к революционной борьбе рабочих и крестьянских масс Российской империи.

Как мы увидим из последующего повествования, процесс этот был непростым, идеологам большевизма для достижения своих классовых целей приходилось идти на самые невероятные уловки. На соответствующих страницах книги мы еще расскажем, как к именам, скажем, Чайковского, Грибоедова и других деятелей культуры приходилось добавлять забавные сокращения типа «комп.» или «пис.», чтобы необразованный пролетариат, не дай Бог, не спутал достойных попутчиков революции с другими их случайными однофамильцами.