Книга, обманувшая мир - [168]

…)

Такое «коллективное» решение органов партийной власти и органов литературы (подчеркивавшее давнюю взаимозависимость и взаимопонимание этих социальных институтов) привело к началу своего рода «триумфального шествия» прежде запретной книги по всей стране. Напомним, что тираж «Нового мира» составлял тогда около 1,6 млн. экземпляров, затем, в 1990 г., последовала отдельная книга тиражом 100 тыс. экземпляров в издательстве «Советский писатель», а в начале 1991 г. «Архипелаг» вышел тиражом 800 тыс. экземпляров в составе так называемого малого собрания сочинений Солженицына; о тиражах в союзных республиках и областях уже не говорим. Анализ идеологических и моральных последствий этой широкомасштабной акции, ее влияния на последующие события — «августовскую революцию» 1991 г. и распад СССР в декабре того же года — не входит в нашу задачу, и мы остановимся лишь на некоторых моментах восприятия книги в новых условиях — при ее легитимизации и свободном доступе к ней.

Очевидно, что, дав обоюдно согласованную санкцию на то, чтобы «Архипелаг» оказался на столе у массового читателя или в «шаговой доступности» от него, «архитекторы» перестройки (в лице А. Н. Яковлева и М. С. Горбачева) и ее «прорабы» (в лице многочисленных писателей и публицистов) не могли не осознавать, что книга нуждается в особого рода продвижении и растолковывании — проще говоря, в пропаганде. Однако в условиях провозглашенного плюрализма сделать это было непросто. Например, основной партийный орган газета «Правда» не имела энтузиазма пропагандировать книгу и перепечатала у себя лишь три старые критические статьи Р. Медведева 1970-х гг[110]. Гораздо смелее оказался популярный еженедельник «Аргументы и факты», опубликовавший в ноябре 1989 г. практически единственный в своем роде (за весь период перестройки) «контрпропагандистский» материал — интервью с историком и демографом В. Н. Земсковым, впервые подвергнувшим сомнению историческую достоверность «Архипелага»[111]. Попытку показать свою объективность сделала «Литературная газета», напечатавшая в начале 1990 г. материалы  круглого стола под названием «История. Революция. Литература», где апологету Солженицына А. Ципко противостояли историки В. Сироткин и А. Совокин. Однако их аргументы, направленные против концепции «Архипелага», заявлявшие о разрыве с «элементарными принципами историзма», вряд ли могли быть достаточно действенными, поскольку соседствовали с такими ритуально-придыхательными фразами: «Безмерная чаша испытаний и страданий, выпавшая на долю А. Солженицына и тысяч других безвинно осужденных и сосланных в сталинские лагеря, нашла в писателе своего летописца» (А. Совокин) ^{159}. Примечательно, что в дальнейшем «Литературная газета» отказалась от дискуссий об «Архипелаге» и вела разговор о писателе лишь в рамках рубрики «Год Солженицына», введенной в знак солидарности с С. П. Залыгиным, при этом преобладали, как правило, славословия в адрес писателя. Наиболее резко взгляды Солженицына критиковались в статьях В. Воздвиженского в «Огоньке» (где была заявлена концептуально важная мысль о взглядах писателя как «ретроутопии») и И. Дедкова в «Свободной мысли», однако «Архипелаг» авторы затрагивали лишь косвенно ^{160}. Единственным из СМИ, последовательно занимавшим критически-ироническую позицию по отношению к Солженицыну, являлась «Независимая газета» в период редакторства В. Третьякова, но это было позднее, ближе к середине 1990-х гг. В подавляющем же большинстве изданий периода перестройки (включая и провинциальные) «Архипелаг ГУЛАГ» преподносился как «великая», «гениальная», «пророческая» и т.'д. книга, причем в этих эпитетах особенно усердствовали представители литературы. Из этого можно сделать вывод, что официальные власти и «властители дум» — писатели, выступившие инициаторами публикации «Архипелага», — заключили в тот период своеобразную конвенцию о всемерной поддержке книги и ограждении ее от критики, что якобы служило целям «демократии», «критического переосмысления пройденного пути», «очищения» и «покаяния». На самом же деле происходила своего рода институционализация «черной» пропаганды и исторического невежества: все, что написал Солженицын, должно было приниматься обществом за чистую монету…

На этом фоне публикация в «Новом мире» (1991, № 9 — заметим, номер вышел сразу после «августовской революции») большой подборки читательских откликов под названием «“Архипелаг ГУЛАГ” читают на родине» выступала тоже как некая дежурная пропагандистская акция, ибо все отклики — положительные и отрицательные — были здесь тщательно сбалансированы. В отрицательных подчеркивалось возрастное и социальное положение авторов («ветеран труда», «грузчик» и пр.), а в положительных — принадлежность к репрессированным либо к научным сферам. Тенденциозность новомирского отбора ярко оттеняет тот факт, что в подборку не вошли наиболее критичные письма Р. Красновского и А. Жукова, опубликованные ранее в «Независимой газете» и опровергавшие историю Кенгирского восстания, как она была изложена Солженицыным. Единственный отклик с реальной критикой «Архипелага», принадлежавший Г. Климовичу, в итоге все-таки вошел в новомирскую подборку, однако главная идея автора («в книге допущены многочисленные неточности», «в дополнение к “Архипелагу” должны быть изданы воспоминания бывших лагерников») так и повисла в воздухе. И это несмотря на заверение редакции, что такой том воспоминаний «уже подготавливается нами к печати»