Книга об отце - [37]

Здесь 5 июня отец получил известие о смерти А. П. Чехова. Воспоминания отца ("Антон Павлович Чехов") написаны тогда же (Воспоминания напечатаны впервые в журнал" "Русское богатство", 1904. № 7.).

Для меня лето 1904 года, первое после окончания гимназии, овеяно особым, как отец называл, "ароматом" того периода моей жизни. Наша гимназия во многом походила на школу, описанную отцом в "Истории моего современника". В среде учащейся молодежи начинался подъем, возникали кружки самообразования и ученические организации. Но долголетний курс учения с огромным количеством ненужных сведений был все тем же. Угнетающее действие школьной системы сказывалось особенно сильно в старших классах, и мне стоило большого напряжения дотянуть последний год. А после окончания я остро почувствовала тоску и пустоту. Мне вспоминаются слова одного взрослого друга, который говорил: "Молодая тоска оттого, что к жизни надо привыкнуть". Этой привычки у нас школьные годы не воспитали, школа была оторвана от жизни, и наука не могла заполнить пустоты.

Окончание гимназии ставило вопрос о профессии и тем самым о дальнейшем ученьи. Я решила ехать в деревню учительницей. Написала в Петербург отцу, где {124} он жил после смерти Михайловского, и получила его согласие и поддержку. Летом должно было состояться назначение на работу.

Отец внимательно и нежно наблюдал за мной, боясь проявить это открыто. Родителям подчас трудно быть дружески близкими с детьми - слишком различны опыт, впечатления, чувства. Помню, повторяя в детстве чьи-то чужие слова, мы с сестрой спросили однажды отца:

- Вы с мамой только для нас живете?

Он ответил, смеясь:

- Нет, я не думаю так. Почему вам это пришло в голову?

И я, тогда еще не зная его жизни, как-то сразу поняла, что наше предположение смешно. У отца была большая работа, доставлявшая ему радость и горе, своя напряженная жизнь, и радость и горе за нас составляли только часть ее. Долгие периоды мы его мало видели: в Нижнем это были постоянные путешествия, во время пребывания в Полтаве - частые отъезды в Петербург.

Помню один отъезд отца на Волгу. Всегда занятый литературной и общественной работой, он не мог много времени отдавать нам, детям, а я была еще слишком мала, и взрослые в моем детском мире занимали мало места. Потому мне казалось неожиданным и непонятным горе. которое я почувствовала вдруг при его отъезде. Отец поднялся из-за вороха рукописей и книг которые разбирал и укладывал перед отъездом, взял меня на руки и, прижав к себе, сказал:

- Папа вернется и не один, а с дочкой Груней. У меня есть еще дочка. Не плачь, а то папе будет грустно уезжать.

Он оставил меня и опять нагнулся к рукописям, а задумалась о незнакомой мне девочке, {125} Отец несколько раз начинал рассказ "Груня", собирая для него материалы во время своих путешествий и поездок по Волге. Но рассказ так и остался незаконченным. После смерти отца, работая над оставшимися рукописями, мы собрали все отрывки и соединили их так, чтобы ярче выступал замысел, но это были только слабые намеки на то, что глубоко волновало отца и что ему не удалось оформить.

Позднее в этих отрывках я прочла о любви старого сурового раскольника к дочери, о противоречиях жизни, не укладывающейся в старые формы, полные смысла для отца, но уже мешающие дочери.

Читая разрозненные отрывки рассказа, соединяя листки, на которых с такой любовью нарисован образ Груни с ее робкими сомнениями в суровой правде отца, я вспомнила особенный смысл слов, обращенных к ребенку. Позднее в дневниках отца я нашла размышления его о своих детях, которые для меня встали в связь с этим рассказом.

"С каким-то чувством, - пишет он в дневнике 1893 года, - прочтут когда-нибудь эти строки мои дети, и будут ли им понятны наши ощущения? Хочется верить, что да, что их жизнь будет продолжением лучших ожиданий нашей... Хотя так часто теперь история отцов и детей повторяется навыворот. Я чувствую, что это не должно быть в моей семье, но ведь и все родители, вероятно, это тоже чувствовали и ошибались... Это - самое определенное из возможных несчастий для человека, имеющего детей - и убеждения!" (Дневник, т. II. Госиздат Украины, 1926, стр. 15. Запись от 30 мая 1893 г.).

Он мечтал о дружеской совместной работе, никогда не требуя ее от нас, чтобы не подавлять нашей свободы. Теперь, видя мое тяжелое душевное состояние, он пытался помочь, уделял мне много внимания. {126} В начале сентября мы с отцом поехали за границу к дяде. 4 сентября 1904 года в дневнике записано:

"В шесть часов утра я выехал с Соней из Полтавы в Румынию. Это я обещал ей еще перед экзаменами.

Теперь она окончила, прожила все лето в Джанхоте и все тоскует. Вот с какой стороны подошел к нам вопрос "отцов и детей". Долго я обольщался надеждой, что у нас этого не будет...

Я долго ломал себе голову... и думал о своей вине: ведь каждое движение души и каждое пятно в прошлом могло отразиться на них. Но, кажется, теперь я понял...

Когда-то, еще недавно, обе девочки считали меня чем-то необыкновенным. "Ты - самый умный, ты всех лучше..." Я искренно старался разуверить в этом, но это прошло и само собой. После явилась реакция. Обе стали охранять инстинктивно свою умственную и душевную самостоятельность и порой возражение срывалось раньше, чем уяснена моя мысль. Это меня не огорчало... Стали меня огорчать только нотки пессимизма...