Книга о странных вещах - [3]

Пряный удар по желудку Игорь Николаевич принял с настороженностью, но пронесло — язва успокоилась и не давала знать о себе, ровно ее никогда не было.

— Сегодня утром, — закусив помидором, сказал он, — свалки были, два утюга принесли, фотоаппарат и музыкальный центр «Акира» почти новый. Я полазил, делов-то на два дня.

— Надо бы утюжок один себе оставить, — озабоченно сказал Николай Федорович.

— Тебе-то он на хрена? — насмешливо кинул Грек. — Потусоваться решил?

— При чем здесь это? — недовольно поморщился Бычень. — Выглядеть надо прилично. Стиральная машина в доме тоже бы не помешала.

— Какие мы культурные, — Грек требовательно выставил перед собой стаканчик.

Выпив, он становился развязным, говорил сплошной нецензурщиной и старался побольнее задеть. Сожители это знали и старались в такие минуты не отвечать Греку — начнется со слова, а закончится потасовкой. А кому нужен скандал в доме? То-то и оно!

Выпили еще раз.

— Утюги, машины стиральные… — сказал Грек. — Жизни вы не знаете. Вас бы в зону…

— Слушай, Грек, — не выдержал бывший офицер. — Можно подумать, ты ее знаешь. Она у тебя за колючей проволокой прошла. Ты в нее со щенков…

— Зона, — сказал Грек и назидательно поднял ложку, — это выжимка жизни. Можно сказать, концентрат. Бля буду! Ты-то тоже за колючей проволокой большую часть жизни провел, в гарнизонах разных.

— Я хоть Родину охранял, — сказал Бычень. — А ты…

— А Родина меня охраняла, — перебил Грек. — Ну и скажи, кто из нас ценнее и дороже?

— Хватит, хватит, — сказал бывший младший научный сотрудник, уже угадывая, что начавшаяся словесная перепалка может легко вылиться в заурядный мордобой. — А утюг один, Федорыч, я в счет ремонта возьму. Им же дешевле обойдется.

— Ну возьми, — вздохнул Николай Федорович, ностальгически глядя на костер.

— О чем задумался, Сапог? — поинтересовался Грек. — Помню, был у нас один такой на зоне. Все смотрит, смотрит на огонь, насмотрится и подожжет чего-нибудь. Уж мы его учили-учили… Он и в колонию-то попал — дом у первой учительницы поджег. А за что, так и не сказал. А ты чего смотришь?

— Так, — Бычень даже на кликуху не обиделся, отвернулся от огня и потянулся к Игорю Николаевичу стаканчиком. — Плесни, браток, мутно что-то на душе.

— Давай, давай, не скупись, — поддержал его Грек. Выпил и помечтал: — Сейчас бы чифирку горячего, кровь бы в жилах так и забегала. Помню, когда я на «девятке» сидел, у нас такой мастер был чифирь заваривать!

— Меня сегодня гадалка на железнодорожном мосту остановила, — ни к кому не обращаясь, сообщил Игорь Николаевич. — Давай, говорит, погадаю. Не боись, говорит, бесплатно погадаю. Ну и нагадала, дом свой сменишь, говорит, на другой. Я ей говорю: какой дом, я его еще в девяносто восьмом сменил на подвал, Богу бы так жить!

— Действительно, — сказал Бычень. — Гадалка называется, ерунды наговорила, а ты догадывайся…

— Вы пейте, пейте, — потребовал Грек. — Чего у вас в стаканчиках плещется, людей напрасно манит? Есть у вас, интеллигентиков, такая жилка — людей напрасной надеждой дразнить. Сучье племя!

Он замолчал, внимательно повел ухом, ухмыльнулся и негромко сказал:

— Мыши пищат. Это к покойнику, бля буду!

Игорь Николаевич прислушался, но ничего не услышал. А Бычень только махнул рукой — чего на слова выжившего из ума дурака реагировать. Ясно ведь — чудит! Прикалывается по-своему, по-зековски, по-другому ведь не умеет.

После заявления Вани Грека настроение у всех упало, допили водку, улеглись каждый на своем топчане. Свет не гасили. Сквозь тусклое непромытое стекло светильника он и так едва пробивался. Игорь Николаевич хотел вспомнить что-то хорошее, случившееся у него в жизни, только обязательно без жены. Печально было ему вспоминать Лиду. Вроде и жизнь прожили, а бог детей не дал. Через это, наверно, и случились с ним все беды. Были бы дети…

Ваня Грек на своем топчане вдруг захрипел, забился, словно ему сон страшный приснился. Бычень ровно не спал — наклонился над бывшим зеком, круглое лицо его сразу стало строгим и сосредоточенным. Встревоженный Игорь Николаевич поспешил к нему.

— Ты водку где покупал? — тихо спросил Бычень. — В магазине?

— Откуда? — в тон ему отозвался Игорь Николаевич. — У Мурата брал из квартиры.

— Кажись, кончается, — сказал Бычень. — Что это? Неужели отравление?

— Не похоже, — Игорь Николаевич вгляделся в морщинистое лицо старого рецидивиста. — Если бы отравился, рвало бы, пена изо рта б пошла. А тут… Похоже, сердце прихватило.

Ваня Грек вдруг шевельнул рукой, судорожно вздохнул.

— Мыши, — еле слышно сказал он и затих, словно потратил на эти слова последние силы. На лице его загуляла безразличная, насмешливая к смерти и окружающим улыбка, небритые щеки начали стремительно темнеть, и в краешках губ появилась белая пена.

— Отмучился, — сказал Бычень, сунулся к своему топчану, достал шапку надел ее и тут же, словно спохватившись, снял.

Остаток ночи они не спали.

Из картонных коробов для бытовой техники соорудили покойнику гроб, для надежности перетянули картон веревками и отнесли мертвеца в дальний угол подвала. Затем, не сговариваясь, принялись копать подвальный песок, песок слежался и поддавался с трудом, но к утру яма была достаточно глубока, чтобы принять завернутое в картон тело. Земля принимает все, ей просто некуда деваться.