Книга о концах - [3]

- Идейный?

- Б-боже сохрани! Чисто тактический. В кассе взаимопомощи кого-то записали под полной фамилией, а не под партийной кличкой. Он-то ничего против не имеет, и всем его фамилия известна, как и кличка, но п-получился скандал: н-нарушение к-конспирации! Сначала п-прения сторон, затем т-товарищеский суд и заседания правления в порядке об-бычном и в порядке ч-чрезвычайном. Весь Париж взолнован. Разбились на две группы, потом на четыре, а завтра на столько, сколько есть членов. И поднят п-прин-нципиальный вопрос, несколько отдаленный от темы, о соответствии личной жизни членов правления кассы их обязательным партийным убеждениям, а также о к-к-копп-тации.

- О чем?

- О к-кооптации. Можно ли к членам избранным приобщать членов к-кооптированных. П-преинтересный вопрос!

- Охота этим заниматься!

- А! Вон вы какая! А у нас п-полагают, что от этого зависят судьбы неб-благодарного отечества! Я лично стою на почве в-возможного несоответствия личных убеждений личному п-пов-ведению, и меня, кажется, исключат из партии.

Бодрясин, конечно, шутит. В партии его уважают и побаиваются, как человека умного, прямого и преданного революционному делу.

- Неужели и Надя Протасьева, и Вера, и Петровский этим заняты?

- А непременно! Они, кажется, примкнули к антик-к-ко-оптаторам и соответственникам. Впрочем, Петровский, я думаю, воздержался; он сегодня купил новый костюмчик, довольно х-хо-рошенький, только рукава коротки.

- Вы его не любите?

- Петровского? Я вообще любви по мелочам не расточаю, а на большую не имел еще случая.

- Как людям не скучно!

- А чем же, Наталья Сергеевна, заниматься?

- Да уж лучше, вот как я, валяться на постели.

- Вам хорошо, вы - отставная героиня на покое. А мы - люди п-подначальные и обязаны заниматься самоусов-вершенствованием. Отличное слово, только очень трудно произносится. Попробуйте-ка.

- Что? Самоусовершенствование?

- У вас хорошо выходит. А я больше раза в день не могу выговорить.

Бодрясин недавно вернулся из России, куда ездил нелегально, будто бы по делам перевозки литературы. Но Наташа знала, что дело шло о пополнении рядов эсеровской боевой организации, сильно обескровленной и нуждавшейся в притоке новых сил. О российских настроениях он рассказывал:

- Люди сведующие утверждают, что сейчас в России д-дураков осталось чрезвычайно мало, и все очень торопятся наверстать п-потерянное в смысле личных переживаний. Я, конечно, не осуждаю, но с удивлением смотрел, как быстро люди меняются, особенно молодежь. В Ярославле, например, была небольшая группочка, хорошо подобранная. Ну и оказалось, что все заделались п-поэтами-символистами, а также изучают п-по-ловой вопрос. И убедили меня, что я чрезвычайно отстал от века. И я понял, что действительно отстал. Однако в-водку мы п-пили, и я, знаете, всех п-перепил, а они ослабели и стали тихо скандалить, так что я п-предпочел скрыться.

Бодрясин любит притворяться циником - но никого этим не обманывает. С Наташей он откровеннее, чем с другими.

Они молчат и смотрят на огонь камина. Бодрясин не спрашивает, но Наташа знает, что он ждет, когда она заговорит о деле.

- Я вам сегодня обещала ответить.

- Это не спешно.

- Все равно нужно. Я все-таки сначала хочу осмотреться и отдохнуть.

- Од-добряю.

- Вы вправду одобряете?

Бодрясину поручили поговорить с Наташей об ее вступлении в боевую группу Шварца. Он выполнил поручение с неохотой, но выполнил. Не убеждал, не советовал, не отговаривал,- просто передал о желании Шварца и других. Даже не сказал, что сам с этой группой тесно связан. Она обещала ответить сегодня.

По-видимому, такого ответа он и ждал.

- Одобряю искренне. И не потому, что не верю в дело или не верю в вас, а потому что так для вас лучше, торопиться не нужно.

- Я себя здесь еще как-то не определила.

- Вот именно. А тут нужно либо слепо, либо по х-хладному разуму, как мы, грешные.

- Вы - по хладному разуму?

- А как же! По чувству, Наталья Сергеевна, я и мухе зла не желаю, хотя она кусается. Ей, мухе, тоже жить хочется. А по х-хладному разуму - готов ей обломать крылышки, пожалуйста! Одним словом - дело конченое. Хотите, я вам п-про-читаю апостола?

- Слушайте, Бодрясин, почему вы такой не простой?

- А нет, я, собственно, простой. Но скажу вам прямо - вы меня даже обрадовали. А почему - потом вам расскажу, сейчас не в ударе. Что же до апостола...

- Какого апостола?

- Ну, как в церкви читают. Вы давно в церкви не бывали? А я, вы знаете, из семинаристов. Могу апостола или многолетие. Иногда упражняюсь - и выходит весьма в-велегласно. У меня к-консьержка в ужас приходит, они ведь не понимают всей к-красоты.

- Вы, значит, серьезно говорить не хотите?

Бодрясин повернул лицо к Наташе, и лампа осветила уродливый рубец на его

скуле.

- Слова, Наталья Сергеевна, не серьезны, а мысли мои серьезны. И от этих мыслей иногда хочется уйти подальше. Совсем далеко! Так что не сердитесь.

- Я не сержусь, а мне иногда вас жаль.

- Чувство хорошее. И мне тоже. Я себя, в общем, люблю и жалею, но нельзя же в этом п-преувеличивать! Вы обедать пойдете?

- Нет, Анюта купит и принесет чего-нибудь. Оставайтесь с нами.