Книга о Боге - [57]

Потом я посетил одного профессора Университета Тэнри, у которого, как мне сказали, было много ценных материалов. Так оно и оказалось, но он отнесся ко мне недружелюбно и ничего не дал. Сказал, что все хранится у симбасиры и обращаться надо к нему. Н. устроил мне встречи еще с несколькими влиятельными лицами Тэнри, но никаких материалов мне так и не удалось получить.

Ночь я провел в доме на тихой улочке в Наре, очевидно, это была чья-то дача, меня встретили там с довоенным радушием, а на следующее утро Н. снова повез меня в Тэнри, где я безуспешно пытался раздобыть какие-нибудь материалы, затем навестил О., по-прежнему лежавшего в постели, пожаловался ему на свое отчаянное положение и стал собираться в обратный путь. О. в ответ на мои жалобы пробормотал, словно про себя:

— Похоже, придется просить симбасиру, другого выхода нет, — однако не изъявил никакой готовности способствовать нашей встрече.

У меня было два пути: либо отказаться от мысли написать биографию, либо самому обращаться к симбасире. Для начала я решил добиться с ним встречи. Пока я из кожи вон лез, стараясь это осуществить, настал март 1949 года. Выяснив, когда симбасира посетит Великую Церковь в Токио, я попросил депутата парламента, который должен был его сопровождать, помочь мне получить аудиенцию. Спустя некоторое время депутат позвонил мне и сказал, чтобы я пришел на следующий день в пять часов, вошел в церковь через задние ворота и прошел в приемную. На следующий день ровно в пять я был на указанном месте и нажимал на кнопку звонка.

Меня провели в небольшую комнату неподалеку от входа. Депутат парламента, которого я видел впервые, оказался спокойным пожилым джентльменом.

— Добро пожаловать, — приветливо сказал он. — Вы взяли на себя нелегкий труд — писать биографию Вероучительницы, да и симбасира, судя по всему, о вас наслышан…

Подбодрив меня этими словами, он вышел. Через двадцать минут перегородки внезапно раздвинулись, в комнату вошел Сёдзэн Накаяма. Войдя, тут же уселся и сказал:

— Мне передали, что ты хотел увидеться со мной. Но прежде всего пообещай ни слова о Кунико Идэ, даже не произноси ее имени. Согласен?

Я имел некоторое представление о Сёдзэне Накаяме по рассказам писателя Ринтаро Такэды[24], который учился вместе с ним в Третьем лицее, и не мог относиться к нему с тем почтением, какого заслуживал представитель Бога Тэнри. А посему беззаботно ответил:

— Конечно, согласен, — не особенно задумываясь о причинах его отрицательного отношения к Кунико Идэ.

— Говорят, ты собираешься писать о Вероучительнице. Не понимаю, зачем это нужно, ведь мой отец оставил великолепную ее биографию.

Попытавшись объяснить ему, что ко мне с данной просьбой официально обратилась редакция «Вестника Тэнри», я смущенно пробормотал:

— Как вам известно, существует несколько жизнеописаний Христа, написанных в разное время людьми разного вероисповедания. Вы не думаете, что и жизнеописаний Вероучительницы тоже может быть несколько?

— Так ты собираешься писать о Вероучительнице с таким же благоговением, как писал бы о Христе?

— Но ведь иначе бессмысленно и начинать.

— Ну и что тебе нужно от меня?

— Я хотел бы получить у вас какие-нибудь материалы. Ведь, кажется, они есть только у вас.

— Материалы? Вон оно что… Но у меня тоже ничего нет.

— Да? Ну, тогда я просто не знаю, что и делать… Не позволите ли ознакомиться хотя бы с жизнеописанием, составленным вашим отцом, его ведь нет в открытой продаже?

— Но у нас всего один экземпляр, его запрещено выносить за пределы Центра.

Что ж, судя по всему, я оказался в тупике. Я встал, собираясь откланяться, но симбасира неожиданно сказал:

— Мне хотелось бы побеседовать с тобой спокойно, без спешки, подожди здесь, а то там ко мне пришли, — и вышел из комнаты.

Я решил дождаться его. Ждал, ждал, прошло полчаса с лишним — никто не появлялся. Уходить, никому ничего не говоря, было неудобно, поэтому я продолжал сидеть в приемной. Через час мне стало совсем невмоготу, я решил потихоньку уйти и уже поднялся было, как вдруг появился депутат парламента и попросил меня следовать за ним. Пройдя по разным переходам, мы очутились в великолепной, заново обставленной просторной комнате. За столом лицом к входу сидело человек десять, еще столько же восседало с противоположной стороны.

Я остолбенел.

— Знакомься, это сын одного из наших прихожан, — сказал сидящий в центре симбасира, представляя меня своему визави — юноше лет двадцати в японской одежде. Я узнал младшего сына князя Коноэ[25], два года назад покончившего с собой.

Меня усадили на место с краю, я чувствовал себя не в своей тарелке и очень нервничал. Сменилось несколько блюд, японских и европейских, из напитков подавали саке, европейские вина, пиво. Угощение было роскошное, напоминавшее о довоенных временах, но оно не лезло мне в горло, я вспоминал о вечно голодных токийцах, целыми днями рыщущих по черным рынкам в поисках хоть какой-нибудь пищи. Оглянувшись, я увидел смиренно ожидающих в соседней комнате служителей и служительниц Великой Церкви и, подумав о том, каких неимоверных усилий им стоило обеспечить такое угощение, а главное, в какое замешательство их повергла необходимость накормить еще и меня, все-таки взял в руки палочки, но так и не смог заставить себя съесть хоть кусочек.