Книга о Боге - [34]

— Мсье, еще нет десяти, давайте поболтаем немного?

Тут, впервые спохватившись, что я не один, я взглянул на женщину.

— Я хотела поблагодарить вас… Нет, я не собираюсь рассказывать вам историю своей жизни… Когда-то я решила посвятить себя музыке и училась играть на фортепиано… Потом мой учитель профессор Леви и мой жених Луи убедили меня приехать сюда и показаться доктору Д. Он сказал, что на два года я должна забыть о фортепиано и о Луи и бороться за свою жизнь… Я тогда подумала, что лучше умереть, чем жить целых два года без музыки и без Луи… Но тут я узнала, что мой сосед, то есть вы, расстался с любимой семьей и в одиночестве самоотверженно борется с болезнью, это заставило меня устыдиться и задуматься… А когда мы сейчас вместе слушали Корто, а потом Девятую, я подумала, что все-таки должна жить, и мне захотелось плакать…

— Конечно, ведь мы оба молоды, у нас еще все впереди!

— На Рождество ко мне, наверное, приедет Луи. Слушая Корто, я подумала: ведь совсем не обязательно становиться пианистом. Достаточно того, что я могу просто слушать эту прекрасную музыку и восхищаться ею. Я решила: пусть я проведу здесь два года или даже три, борясь с болезнью, но я непременно выздоровею и тогда мы сможем пожениться и будем жить вместе в любви и согласии. Когда Луи приедет, я скажу ему об этом, представляю, как он обрадуется! И это все благодаря вам…

С этими словами она нетвердой походкой подошла ко мне и пожала мне руку.

— Ну, раз вы приняли такое решение, в десять часов вам полагается уже крепко спать, — улыбнулся я, и мы медленно пошли к лифту.

Накануне сочельника приехали отец Мориса и мать Жана, они разговаривали с профессором Д. и, узнав, что к Пасхе юноши смогут покинуть лечебницу, на радостях остались поужинать с нами. Они благодарили меня и Жака за дружескую поддержку, вообще складывалось впечатление, что этот ужин с его праздничным угощением, взаимными пожеланиями и поздравлениями был дан в честь полного выздоровления наших товарищей.

Захмелевший от шампанского, которое мне давно уже не приходилось пить, я вместе с друзьями вышел из столовой и направился было к себе, но, проходя мимо зала Б, вдруг вздрогнул и остановился. Сбоку на плетеном стуле, бессильно поникнув, сидела Элиза, старательно накрашенная, в ярко-красном вечернем платье.

— Добрый вечер, — сказала она, подняв на меня глаза, в которых читалась мольба.

— Ваш жених приехал?

— Нет, боюсь, что…

— Завтра сочельник, он обязательно приедет. Бодритесь, — сказал я ей и бросился догонять друзей. Из почтения к отцу Мориса, главе Торгово-промышленной палаты, мы решили после ужина провести некоторое время вместе в комнате отдыха.

Со следующего дня и до двадцать шестого числа отель «Режина» был переполнен приехавшими гостями, повсюду царило праздничное оживление. Все это время Элиза не попадалась мне на глаза, впрочем, я не придал этому особого значения, уверенный, что к ней приехал ее жених, которого она с таким нетерпением ждала. Но в ночь на двадцать седьмое я проснулся от каких-то странных звуков, доносившихся из соседнего номера. Я прислушался и через некоторое время уловил сдавленные рыдания. Потом женский голос произнес:

— Отец, приподнимите-ка ее… Нельзя заставлять доктора еще и этим заниматься…

Затем послышался голос профессора Е.:

— Ничего, я привык. Я провожу вас до машины. Исполню свой последний долг.

Потом прозвучали удаляющиеся по коридору шаги, и кругом снова воцарилась глубокая, как в мире смерти, тишина. Говорят, что в полночь покойники покидают отель и возвращаются домой, неужели Элиза умерла?

Мне невольно вспомнился снежный пейзаж, который был перед моими глазами, когда в тот вечер я до десяти часов лежал на балконе. На темно-синем без единого облачка небе льдинкой висела полная луна, она заливала ровным серебряным светом расстилавшуюся перед взором равнину. Было морозно, около восемнадцати градусов ниже нуля. И вот по этому снежному пространству промчится и исчезнет вдали машина с телом Элизы. Куда она направляется? А ее жених, он тоже с ней в этой машине? Или она там совсем одна и ее везут не домой, а в обитель смерти…

Все эти мысли теснились в моей голове, и сон не шел ко мне. Желая побыстрее заснуть, я, нарушая запрет, достал взятый у Мориса роман Мориака и стал читать его в постели.

На следующее утро балкончик был залит яркими солнечными лучами, будто ничего и не случилось ночью. Высоко поднимая руки, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и начал свой обычный, подчиненный строгому распорядку день. Когда, покончив с завтраком, я собирался идти на прогулку, в номер вошла слоноподобная медсестра и, поздоровавшись, протянула мне маленькую визитную карточку. Это была карточка Элизы Феврие. На ней изящным почерком было написано:

«Мой дорогой японский сосед, простите…»

— Что это? — спросил я.

— Я нашла это на столике мадемуазель Феврие.

— Что она имела в виду, что значит это «простите»?

— Не знаю… Наверное, она хотела извиниться, что потревожила вас.

— Ее жених приезжал на Рождество?

— Нет… Она уехала к родителям, — сказала сестра и быстро вышла, пряча покрасневшие от слез глаза.