Книга о Боге - [32]

— Да, конечно, ты прав…

— Когда я узнал, что здесь меня могут вылечить от туберкулеза, я успокоился, поняв, что еще смогу вернуться на родину и исполнить свой долг… Но недавно мне сказали, что больным туберкулезом вреден морской воздух, а отсюда следует, что, даже если я полностью выздоровею, сорокапятидневное путешествие по морю до Японии может вполне вызвать рецидив болезни, и теперь я в полном смятении. Мои парижские друзья пытаются ободрить меня, говорят, что мне просто следует остаться во Франции, дают разные советы. В конце концов, за неимением другого выхода я могу жить и здесь, но ведь для этой страны моя экономика — никакая не профессия.

— Ну, раз стал возможным беспосадочный перелет через Атлантику, то в ближайшем будущем наверняка создадут самолеты, способные перелетать через Тихий океан. Так что нечего заранее вешать нос… — заметил Жан.

— Ты как-то говорил, что, когда приехал во Францию, тебя не особенно удивило состояние науки, которую ты избрал своей специальностью, зато восхитила французская культура — музыка, живопись, театр, литература… Особенно музыка, помнишь, ты говорил, что потрясен до глубины души, что тебе открылся новый, прекрасный мир, о существовании которого ты и не подозревал. Возможность жить в этом мире представлялась тебе высшим счастьем. Но, увы, стать музыкантом-исполнителем ты уже не мог по возрасту, а сочинять музыку тебе не позволяло отсутствие абсолютного слуха. Поняв это, ты пришел в отчаяние, но потом обрел утешение в мысли, что уж слушать-то музыку тебе ничто не помешает, ты сможешь наслаждаться ею до самой смерти. Я тогда позавидовал твоей впечатлительности. И в этой связи мне бы хотелось знать: там, в Японии, еще до того, как ты остановил свой выбор на экономике, ты что, никогда не интересовался культурой?

— С музыкой и с театром я не соприкасался, просто не было возможности, что же касается литературы, я с удовольствием читал японских авторов и переводы с русского.

— И у тебя никогда не возникало желания не просто наслаждаться литературой, а самому стать писателем?

— Ну, особого желания у меня не было, но в школе мы писали сочинения, и я тоже что-то писал. И в школе и в лицее учителя обычно хвалили меня, когда же я поступал в университет и надо было выбирать, чем заниматься в будущем, один профессор посоветовал мне поступить на филологический факультет и стать писателем. Я же был настроен решительно и предпочел экономику.

— Ну и зря. Почему же ты не последовал совету этого профессора?

— Считал, что должен приносить пользу обществу. В Японии писатели, как, впрочем, и во Франции, не имеют определенного социального статуса, к тому же если бы я поступил на филологический, то не смог бы платить за свое обучение. Но теперь мне кажется, у меня просто не было способностей. Точно не было.

— Ну ладно, Бог с ним с прошлым. Туберкулез перевернул все твои планы, и тебе следует снова подумать о выборе подходящей профессии. Как, не хочешь попробовать стать писателем?

— Да каким там писателем, для этого нужен талант, которого у меня нет.

— Ну, талант — дело наживное, и не только в литературе. Важно другое — нравится это тебе или нет? Приятно тебе заниматься этим или нет? Вот и все. А ты со школьных времен писал сочинения, и, думаю, тебя хвалили не зря, вероятно, у тебя получалось неплохо и, скорее всего, тебе нравилось их писать. А раз так, твоя склонность к писанию и есть талант, дарованный Богом. Если бы ты продолжал писать, то в конце концов сумел бы создать произведение, которое убедило бы тебя: у тебя есть талант и ты можешь писать. И Бог ждет от тебя именно этого. Именно благодаря тому, что Бог возлюбил тебя, ты заболел туберкулезом и попал сюда, в этот санаторий, в тот самый момент, когда готов был вернуться на родину. Так что не стоит оплакивать судьбу. Решайся и прямо с сегодняшнего дня начинай заниматься любимым делом. Тогда Бог, обрадовавшись, сделает возможным твое возвращение к нормальной жизни и позволит тебе уехать домой. И весной, когда растает снег, мы все вместе покинем эти проклятые горы.

— Спасибо, Жак. Если бы ты уже побывал в космосе и удостоверился в реальном существовании Бога, я бы склонил перед тобой голову и охотно тебе повиновался. Увы… Пусть меня простит твой Бог, но я не воспользуюсь твоим советом…

— Я говорил «великий Бог» для того только, чтобы было понятней… Подумай о законах гигантской Вселенной! Взять хотя бы меня, ведь я следовал им, даже выбирая тему для своих научных работ. Ведь вся Вселенная движется, повинуясь этим законам, не отступая от них ни на йоту. Так почему ты не хочешь верить в существование великой силы, создавшей законы великой природы и проводящей в движение Вселенную? Неужели тебе нужны какие-то вещественные доказательства? Уж настолько-то твоего воображения и твоего разума должно хватить? Как ты не понимаешь, что человек не сможет реализоваться полностью, если не станет следовать этим законам!

— Да, да, спасибо, — ответил я, тронутый горячностью, с какой говорил Жак, но тут в разговор вступил обычно немногословный Жан:

— О таланте часто говорит мой дядюшка. Сидит весь заляпанный глиной у себя в мастерской, а как увидит меня, тут же пристает: «Ну что, ты все еще не решил, что тебе нравится, чему хочешь посвятить жизнь? Ведь все, что вы там изучаете у себя в университете, всякая там история Запада — это нужно только для общего образования. А я вот люблю возиться с глиной, потому стал ремесленником и всю жизнь этим занимаюсь. Никаких таких особых талантов у меня нет, да и не верю я в эти таланты. Ну, сделал несколько вещей, а люди вокруг тут же стали кричать, что, мол, это шедевры, принялись расхваливать меня да льстить, мол, я унаследовал талант Родена, то да се… Смех, да и только! Да нет у меня никакого таланта, просто мне нравится возиться с глиной, вот и все…»