Книга о Боге - [27]

— Понимаешь теперь? Если хорошенько подумать, то становится совершенно ясно, что и упорядоченность структуры разных видов материи, и бесперебойные, непреложные законы движения небесных тел — Солнца, Луны, Земли, все это далеко не случайно, все зависит от энергии какого-то всемогущего существа. Иначе я себе не могу этого объяснить. Эту энергию я и называю Богом, и в этого Бога я верю.

— Вот так. Думаешь, что Жак ученый, а он вдруг оборачивается поэтом, — подтрунивая над приятелем, заметил Морис. — Сейчас ты услышишь о том, что человек очень скоро полетит на Луну.

— И не только полетит, но и высадится на нее. Такой день не за горами. Это вовсе не выдумки и не беспочвенные фантазии.

— Великому ученому положено быть и великим поэтом, — вставил Жан.

— В прежние времена сумасбродами называли тех, кто утверждал, будто люди станут, как птицы, летать по небу. И это было не так давно. Но вот изобрели самолет, и люди действительно стали летать по небу, более того, в этом году какой-то никому не известный молодой американец на маленьком самолете, один, без единой посадки пересек Атлантический океан и приземлился в Париже, разве не так? То есть он совершил то, что недоступно даже птице. Надо верить в знания и возможности человека.

— Жак, неужели ты собираешься совершить посадку вон на той Луне? — И Морис указал на четкий тонкий серп трехдневного месяца в западной части небосклона.

Все тут же повернули головы в ту сторону и, взглянув на месяц, расхохотались. Но Жак, обращаясь ко мне, совершенно серьезно сказал:

— Все французы по натуре своей позитивисты. Именно поэтому во Франции достиг такого развития позитивизм в философии и в экономике. Но меня, пока я изучал астрономию и физику, неотступно преследовало тайное желание вырваться за пределы земного шара, в просторы Вселенной, собственными глазами увидеть оттуда нашу Землю, ощутить, что такое космос, и проверить правильность своих предположений. Вы можете смеяться, но я убежден: еще до того, как люди высадятся на Луну — а это непременно произойдет, — они обязательно побывают в космосе. И это тоже не за горами… Так что я наверняка сумею удовлетворить свое желание. Размышляя об этом, я ощущаю необычайный прилив сил и не верю, что умру от какого-то там туберкулеза. Для того чтобы полететь в космос, необходимо крепкое здоровье. Именно в этом и проявляется мой позитивизм…

Тут мы подошли к отелю, смешались с другими пациентами, возвращавшимися с принудительной прогулки, и вынуждены были прервать нашу беседу.

Глава пятая

Вернувшись в отель, я сразу же поспешил к себе, но потом обнаружил, что до обеда оставалось еще полтора часа. Я вышел на балкон и устроился в шезлонге. Эти часы не были специально отведены для сеансов климатотерапии, так что предаваться размышлениям не возбранялось, поэтому я стал обдумывать услышанное от Жака по поводу его научных изысканий и вдруг обратил внимание на одно чрезвычайно важное обстоятельство.

Когда он сказал, что гигантская энергия, которая создала и приводит в движение Вселенную, это и есть Бог, я не сообразил задать ему очень важный вопрос: а какова связь между этой энергией и человеком и — что особенно важно — почему эта энергия порождает у человека особое ощущение, которое можно назвать верой? Ведь без этого, даже признавая существование великой энергии, человек не сможет узреть в ней Бога. Возможно, Морис и Жан не обратили на это внимание потому, что не относились к словам Жака всерьез? Мне стало стыдно своей духовной незрелости.

Морис был родом из Пуатье, города на юге Франции, он был единственным сыном крупнейшего местного финансиста, главы торгово-промышленной палаты, и учился там же, в Пуатье, на последнем курсе экономического факультета. У Жана отец погиб на войне, он жил вдвоем с матерью. Он был племянником великого скульптора Бруделя и заканчивал исторический факультет Парижского университета. Оба юноши отлично учились, но к высказываниям Жака относились не очень серьезно, может быть потому, что были на несколько лет моложе. «А ведь я и сам готов попасть под их влияние», — виновато подумал я, лежа на своем балкончике. И тут же вспомнил, что говорил о Жаке профессор Е., когда мы — это было совсем недавно — ехали с ним в машине, возвращаясь из лечебницы после консультации у профессора Д.:

— Вчера я зашел к нему в комнату, чтобы проконтролировать, как делается уборка, и был немало удивлен. По всему столу были разложены листки с какими-то расчетными таблицами, испещренные бесконечными столбиками цифр. На первый взгляд это были уже готовые таблицы, но несколько точно таких же листков лежали на столике сбоку. Я был поражен, мне стало дурно при одной мысли, что он сам скрупулезно проделал все эти расчеты, поэтому, когда после окончания уборки он вернулся в комнату, я спросил его, неужели он сам делает все, вплоть до черновых вычислений? На что он ответил, что у него просто нет иного выхода, если в расчеты с самого начала вкрадется даже маленькая ошибка, вся работа пойдет насмарку, а об этом и подумать страшно. Поэтому утром он перепроверяет все, сделанное накануне вечером. «Но это же ужасно, — сказал я, неужели нельзя поручить кому-нибудь первоначальные расчеты?» На что он ответил: «В этом случае ошибок будет еще больше. Конечно, жаль времени и сил на такую работу, но я и у себя в университетской лаборатории все считал сам. Разумеется, машины делали бы это точнее и быстрее. Надеюсь, научно-технический прогресс во Франции скоро достигнет такого уровня, что подобные машины будут изобретены, осталось потерпеть совсем немного. Вообще-то с необходимостью производить сложные расчеты с немыслимым количеством цифр сталкиваются во Франции не только ученые, но и промышленники, да и в других областях возникает в том потребность. А потребность порождает изобретение…» И он сразу же сел за работу. Наблюдая за ним изо дня в день, я не могу не восхищаться, но вот что однажды пришло мне в голову. Его называют гением, но, по-моему, любой, кто затрачивает столько сил на изучение какого-то конкретного предмета, может достичь результатов, достойных гения. Интересно, что он имеет в виду, говоря о научно-техническом прогрессе?