Книга о Боге - [242]
Я несколько раз повторил про себя: «Божественное откровение», «Божественное откровение»… Нет, не то. Тут я вспомнил, что один из китайских переводчиков Нового Завета слово «откровение» перевел как «наитие». Я об этом где-то читал. Может, назвать книгу «Божественное наитие»? Но ведь я довожу до сведения людей всего лишь часть Божьего замысла, так, может, лучше назвать ее «Замысел Бога»?..
И в этот самый миг над головой раздался голос:
— Кодзиро! Это самое подходящее название. Но ты забыл нечто очень важное.
Я сразу же узнал голос Небесного сёгуна и, не вставая с постели, стал размышлять, о чем же таком важном я мог забыть.
— Разве я не приказал тебе восстановить в памяти наши предрассветные занятия там, в горах? А ты, по недомыслию своему, вспоминаешь только то, что тебе самому приятно, а главное упускаешь из виду. Ведь речь шла об аде, помнишь? Немедленно вспоминай! Можешь пока не вставать. На этом твое обучение закончится. Быстрее же!
И я тут же вспомнил…
Это было в то утро, когда мы беседовали с госпожой Родительницей об Истинном мире.
— В течение многих веков, — поведала мне она, — религия от имени Бога запугивает людей: мол, будьте осмотрительны в своих действиях, ибо в загробной жизни есть Рай и есть Ад, на самом же деле ни Рая, ни Ада не существует, ибо в тот миг, когда человек умирает, Бог-Родитель принимает его в лоно свое.
Пораженный, я накинулся на нее с упреками: ну не жестоко ли это было и со стороны религий, и со стороны Бога?
В ответ она сказала, что и Рай и Ад существуют не в Истинном мире, а здесь, на Земле, в Мире явлений и, добавив: «Сейчас я покажу тебе этот Ад», — велела следовать за ней…
Не знаю каким образом, но я мгновенно пронесся по полям сражений в Иране и Ираке, потом по всем странам Ближнего Востока и во всех подробностях увидел те беды и несчастья, которые приносит людям война. Это действительно был Ад. За все время госпожа Родительница не сказала мне ни слова.
В какой-то момент я оказался в большой мечети. Сотни иранцев сидели на полу и, обратив взоры к Мекке, с нарочитым усердием возносили безмолвные молитвы Аллаху. «Нечто подобное я видел как-то по телевизору», — подумал я и, как ни странно, растрогался. Но госпожа Родительница молча повлекла меня прочь.
«Интересно, куда теперь?» — подумал я, и вдруг мы снова оказались в мечети, совершенно такой же, как и предыдущая. Несметные толпы совершенно таких же мужчин, точно так же обратив взоры к Мекке, возносили молитвы Аллаху.
— Мы в Ираке, — сказала госпожа Родительница.
Некоторое время я недоуменно взирал вокруг, но скоро она опять повлекла меня прочь. За порогом мечети расстилалась пустыня.
— Видишь, иракцы и иранцы очень похожи, их невозможно отличить друг от друга, — сказала она. — Просто они живут в двух разных странах и только на этом основании, как ты видел, ведут между собой кровопролитную братоубийственную войну. При этом и те и другие собираются в своих мечетях и с превеликим усердием молятся одному и тому же Аллаху. Но и те и другие молятся не о мире. И те и другие молят Аллаха об одном — чтобы он помог им доказать свою верность Корану и разделаться с врагами, ибо эти враги повинны в том-то и в том-то и за это должны быть наказаны. Именно это и есть настоящий Ад. Думаю, ты с этим согласишься…
В тот самый миг раздался голос Небесного сёгуна:
— Кодзиро! Обрати-ка внимание вот на что. Помнишь, когда Бог приказал тебе заняться изучением религий Запада и Востока, Он добавил, что как-нибудь при случае ты должен заняться и магометанством. Ты с превеликим трудом отыскал книгу Дерменгема «Жизнь Мухаммада» и погрузился в ее чтение. Не успел ты ее дочитать, как тебе сказали: «Этого довольно». Обрадовавшись, что тебя освободили от весьма нудной книги, ты даже не стал спрашивать почему. Теперь я открою тебе причину. Слушай же меня внимательно. В тот момент ты осознал, что Аллах — это и есть Бог-Родитель. А именно к этой мысли и хотел подвести тебя Бог. Учение же Магомета, зафиксированное в Коране, не является учением Бога-Родителя. И Бог только ждал удобного случая, чтобы это тебе сообщить. И теперь как раз такой случай. Из книги «Жизнь Мухаммада» тебе известно, как тяжело жилось арабам — неблагоприятные природные условия, сложная политическая обстановка… Ты знаешь и о том, что христианство там не привилось… Желая помочь арабам — ведь они тоже Его дети, — Бог вознамерился снизойти на Магомета, человека, который, выйдя из самых низов, стал главой небольшой общины и к тому же интересовался христианством. Для начала он послал к нему Небесного сёгуна. Небесный сёгун снизошел на Магомета и принялся усердно приобщать его к учению Бога. Сначала Магомет принял это учение, но потом в нем пробудились низменные желания, и он решил использовать поведанное ему учение для укрепления собственной власти. Небесный сёгун пришел к выводу, что Магомет не может служить вместилищем Бога, и довел это до сведения Бога-Родителя. И тот отказался от мысли снисходить на Магомета. Коран не содержит учения Бога-Родителя. Эта книга — воплощение воли самого Магомета. Понятно? И последствия ты только что видел собственными глазами…
Кодзиро Сэридзава (1897–1993) — крупнейший японский писатель, в творчестве которого переплелись культурные традиции Востока и Запада. Его литературное наследие чрезвычайно разнообразно: рассказы, романы, эссе, философские размышления о мироустройстве и вере. Президент японского ПЕН-клуба, он активно участвовал в деятельности Нобелевского комитета. Произведения Кодзиро Сэридзавы переведены на многие языки мира и получили заслуженное признание как на Востоке, так и на Западе.Его творчество — это грандиозная панорама XX века в восприятии остро чувствующего, глубоко переживающего человека, волею судеб ставшего очевидцем великих свершений и страшных потрясений современного ему мира.
Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии.
Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.